– Я не верю тебе. В прошлом году ты так беспокоилась о заказах. И о том, сколько будет повторных заказов. И о том, чтобы с каждым годом твои кулинарные рецепты становились все лучше! И в этом году ты от всего отказалась? Какого черта? – Он не мог поверить своим ушам.
– Я думала, что наш семейный обед важнее. – Элен была потрясена реакцией Уилсона на ее слова.
– А ты не могла сделать и то и другое?
– Каким образом?
– Твои помощники могли приготовить подливки и пироги и овощи не хуже тебя. Мы могли бы съесть то же, что и клиенты. – Уилсон был раздражен тем, что Элен сделала все сама, и даже подавала к столу. Почему она не могла позвать официантку, та и убрала бы все.
– Но я хотела, чтобы все было на высшем уровне. Мне вовсе не хочется есть то же, что и клиенты. Я хотела все сделать сама. И чтобы это все почувствовали, – сказала Элен.
– Какая, к черту, разница, кто готовит? «А Ля Карт» могла бы сделать бизнес в этом году, а ты все бросила псу под хвост! – Уилсон, который никогда не пил после ужина, налил себе виски, сделал глоток, вылил остальное в раковину, бросил стакан в мойку. – От всего отказалась из-за семейного обеда!
– Семейный обед для меня важнее, чем какое-то дурацкое платье, которое я смогла бы купить на эти деньги, – Элен начинала горячиться. Почему он налетел на нее? Он же знал, что она стояла у плиты несколько дней. И они договорились о настоящем праздничном обеде. Она только выполнила его желание.
– Ты не думаешь, что твоя работа важнее? Ты не думаешь о своем будущем и о детях?
– Нет, – сказала Элен уверенно. – Моя семья для меня дороже, чем работа. Намного важнее! Ты для меня важнее, Уилсон, я же сделала все ради тебя. Для нас!
Уилсон взял второй стакан, налил еще виски, выпил немного, затем сказал медленно:
– Я не знаю, что со мной. Я не уверен, что может случиться…
– Случиться? – Элен стало страшно. – Что может случиться? Что ты хочешь сказать?
– Я хочу сказать… – Уилсон допил виски одним глотком. – Я не знаю, что будет с нами…
Они легли в постель совершенно чужими людьми, стараясь не касаться друг друга. Элен чувствовала себя раздавленной и несчастной.
Прошло два дня, прежде чем они помирились – ночью, в постели, а неделю спустя все, казалось, пришло в норму – как будто ничего не случилось.
Элен пыталась убедить себя, что Уилсон слишком перенервничал в тот вечер. Присутствие его придирчивой матери и отца, который явно перебрал спиртного. Беспокойство о том, понравятся ли их дети друг другу. Он наговорил ей всяких гадостей, но вряд ли сделал это сознательно.
Между Днем Благодарения и Рождеством Уилсон провел несколько ночей в Манхэттене, часто только в последнюю минуту сообщая Элен, что не сможет вернуться к ужину. Перед праздником особенно много клиентов, говорил он ей. Элен подавляла смутное подозрение, пыталась верить ему.
Но если Уилсон был занят работой, то Элен не была занята как обычно. Многие ее клиенты делали заказы на Рождество заблаговременно, еще до Дня Благодарения. Так как она отказала всем, то теперь у нее почти не было работы. Она решила устроить Рождество только для себя и Уилсона.
Она часами ходила по магазинам, выбирала подарки: куртку фасона «Неру» для Уилсона, для Денни бейсбольные перчатки команды Микки Мэнгл, альбом Рави Шанкар и макси-пальто для Бренды. Она заказала огромную елку, венок из сосновых веток над входной дверью и венок из восковицы над дверью в кухню. Она купила себе самое дорогое в жизни платье из красного бархата, со складками, с воротником из кружев ручной работы.
Рождество прошло прекрасно: горы подарков, рождественские песнопения по радио, запах сосны в комнате, огонь в камине, жареный гусь с гарниром, полночная служба при свечах – все это казалось сказкой. Рождественский скандал был еще яростнее прежнего.
– Я уже говорил тебе, что эти проклятые семейные праздники для меня ничего не значат. Что ты в них находишь? – кричал Уилсон.
Он вспомнил Рождество в Манхэттене, в Пентхаузе, блестящие гости, запах успеха.
– Ты должна развивать свое дело – «А Ля Карт», а не хвалиться тем, какая ты щедрая. На мои деньги!
– Но ты не даешь мне тратить мои! – возразила Элен, потрясенная резкой переменой, происшедшей в Уилсоне. – Ты прекрасно знаешь, что я сворачиваю дело. Когда ты передумал, было слишком поздно – я не смогла получить много заказов на Рождество. Ты сам говорил, что мечтаешь о семейном празднике. Ты говорил, что мы должны быть вместе. Ты говорил – развивай свое дело, и не позволял мне тратить заработанные деньги ни на что, кроме одежды и парикмахера. Ты хочешь, чтобы я была в городе четыре вечера в неделю – и в то же время готовить здесь обеды для тебя. Ты говоришь – давай поженимся, и все время откладываешь день свадьбы. Я не понимаю – чего ты хочешь, Уилсон? Деловую женщину? Хозяйку? Подружку? Жену? Тебе придется выбирать. Кем ты хочешь меня видеть?
– Всем! – Уилсон представлял себе только два типа женщин: домашние хозяйки были скучны, а деловые женщины пугали его. Но ни он, ни Элен не знали других женщин.
– Но я не могу быть всем, – возразила Элен. – Я не суперженщина.
– Но ты была ею, – сказал Уилсон. – Ты была такой, когда я встретил тебя.
– Все было по-другому тогда. Я была одна. У меня была работа и дети. Больше ничего не было. А теперь у меня есть ты. Я хочу, чтобы ты был счастлив со мной, я делаю все, что ты хочешь, но я не могу разорваться на части. О, Уилсон, я так хочу, чтобы мы были счастливы, чтобы мы любили друг друга.
Уилсон молча стоял у окна. Он не смотрел на нее.
– Элен, не надо так надеяться на меня.
