– Как же, – ответила Бэб, немало удивив своим ответом Шайну. – Хозяин вернулся еще несколько часов назад. Он у себя в кабинете. Хотите, чтобы я позвала его?
«Ну зачем же его звать, если он сам не захотел прийти?» – подумала Шайна. Она отрицательно покачала головой и отпустила Бэб.
Оставшись одна, Шайна устроилась поближе к камину, подложила новое полено в огонь. Ночь выдалась прохладная, и Шайну немного знобило. Впрочем, знобило ее не только от свежего воздуха – холод шел изнутри, из сердца. Она представила, как много грустных воспоминаний нахлынуло на Габриеля здесь, в Фокс-Медоу, – грустных, черных воспоминаний о верных друзьях, избороздивших вместе с ним не один десяток морей и нашедших свою безвременную смерть на виселице во дворе вильямсбургской тюрьмы. Эти воспоминания неизбежно настроят Габриеля против Шайны с новой силой.
Спальня, которую отвел ей Габриель, была выкрашена в бледно-голубой цвет. Подоконники и спинки большой квадратной кровати покрывала искусная резьба: цветы, листья, виноградные лозы. Из окна виднелась широкая лужайка, плавно спускавшаяся к реке. Там, внизу, располагалась пристань, но она была пуста – ни единого судна, ни единого паруса. Шайна отметила про себя эту странность, но ей представлялось совершенно невозможным, нетактичным спрашивать Габриеля о судьбе «Золотой Фортуны». Может быть, губернатор Спотсвуд конфисковал судно во время налета на Фокс-Медоу? Кто знает. Но если это так, то своими расспросами она возбудит в сердце Габриеля новую волну гнева против себя. Нет, уж лучше не спрашивать.
Тьма сгустилась, делая предметы за окном невидимыми, и Шайна решила, что ей ничего не остается, как лечь спать. Спать и видеть себя во сне счастливой – рядом с Габриелем. Вместе с ним.
Она задремала, потом внезапно проснулась. Огонь в камине почти погас, в комнате было темно. Только бледный свет луны пробивался в окно с затянутого легкими облаками ночного неба. Шайна проснулась окончательно, и ей вдруг захотелось плакать. Как ей не хватало сейчас Габриеля, его крепких надежных рук. Какая это страшная вещь – одиночество! Ночь – и ты один на один с тишиной, темнотой, неизвестностью!
Шайна откинула одеяло, выскользнула из постели и накинула легкую шаль поверх тонкой шелковой ночной рубашки. Она тихо вышла из спальни, остановилась на лестничной площадке, где стоял стол с подсвечником, свечи в котором почти догорели.
Шайна нерешительно взглянула на дверь в спальню Габриеля. Интересно, откроет ли он, если она постучится? А если откроет – будет ли холоден и безразличен с нею? Сможет ли понять чувства, заставляющие Шайну искать встречи с ним?
Она подошла и тихонько постучала.
Ни звука в ответ.
Может быть, в отличие от Шайны он спит – крепко и спокойно? Тогда, пожалуй, рассердится еще, что она его разбудила.
Затаив дыхание, Шайна нажала на ручку и отворила дверь.
– Габриель? – тихонько позвала она. – Прости, если разбудила тебя, но…
Она замолчала. Комната освещалась только пламенем камина, но в полумраке можно было разобрать, что постель пуста.
Шайна, нахмурившись, вышла из спальни. Бэб говорила, что Габриель у себя в кабинете. Вряд ли он находится там до сих пор. Ведь прошло столько времени!
Она спустилась вниз по лестнице. Кабинет находился здесь, в задней части дома. Дверь в него была открыта, но в кабинете царила темнота.
Шайна озадаченно посмотрела по сторонам, прикидывая, где же может быть Габриель. Его нет в спальне, нет и в кабинете. В глаза ей бросилась свеча, горевшая возле входной двери. Наверное, ему не спится и он вышел на воздух.
Габриель возник неожиданно, появившись в проеме распахнувшейся входной двери. Это было похоже на загадочную картину: ночной сад, обрамленный, словно багетом, дверным косяком, и высокая темная фигура, слабо освещенная трепещущим пламенем свечи – словно рожденная полуночным мраком. Голова Габриеля поникла, он выглядел так, будто на его плечах лежали сейчас все беды и заботы Земли.
Шайна неслышно отступила назад, в тень, сгустившуюся под лестницей. Она чувствовала себя не вправе прерывать сейчас одиночество Габриеля, его тяжелое раздумье. Не заметив ее, он прошел мимо, поднялся наверх. Эхо его тяжелых шагов разнеслось в пустом холле.
Поднявшись наверх, Габриель бросил взгляд на дверь, ведущую в спальню Шайны. Первым его порывом было пойти к ней. Пойти и утонуть в ее любви, уснуть убаюканным темнотой и теплом ее тела.
Нет. Нельзя. Сначала он обязан узнать всю правду.
А пока он не имеет права любить Шайну, открывать ей свое сердце, верить ей. Пока – нет.
Нельзя забывать о том, что женщина с ее именем стала причиной гибели его экипажа, привела его самого на край могилы. Было бы катастрофой открыть ей душу, а затем убедиться, что она отвечает на его доверие изменой.
Габриель проследовал в свою спальню. Здесь он останется один на один с бесконечной ночью, лежа без сна в холодной постели.
Шайна услышала, как закрылась за Габриелем дверь его спальни. Теперь она уж никак не могла себе позволить пойти к нему. Она прекрасно понимала, какие мысли мучают Габриеля. Ее присутствие не избавит его от них, не принесет ему облегчения. Остается только ждать.
И все же, пока он позволяет ей оставаться здесь, в Фокс-Медоу, у нее есть надежда.
С этими мыслями Шайна тихо поднялась по лестнице и прошла к себе в спальню.
Следующая неделя, проведенная в Фокс-Медоу, не принесла никаких перемен в их отношениях. Габриель был все так же вежлив, сдержан, предупредителен – и отстранен. Он никак не мог отказаться от своих подозрений – уж слишком многое указывало на вину Шайны, – но и не мог заставить себя заняться расследованием. Он медлил. Медлил потому, что смертельно боялся получить неопровержимые
