Присев вместе с Сисси, Лотти допустила ошибку. Ее тело, подвергшееся суровому испытанию во время езды по ухабам, требовало отдыха. Более всего ей сейчас хотелось лечь в кровать, которая занимала один из углов в большой комнате. Но Лотти прекрасно знала, что пища никогда не готовится сама по себе и ее должен кто-то приготовить.
Лотти готовила с тех пор, как смогла дотянуться до края плиты в приютской кухне. Голодные дети не давали ей сидеть без дела – три раза в день ей приходилось проявлять всю свою изобретательность, чтобы наполнить их желудки.
– А ты можешь сварить овсянку? – робко спросила Сисси, грустно глядя на нее из-под спадающих на лоб растрепанных волос.
– А ты любишь овсянку? – спросила Лотти.
Но одного взгляда внутрь грубо сколоченного буфета было достаточно, чтобы понять: запас продуктов в доме практически иссяк, и у нее просто нет другого выбора. «Овсянка», конечно, звучит не слишком вдохновляюще, но на худой конец сойдет и она, тем более, если дети ее любят.
– У нас осталось немного изюма – можно положить его в кашу, – предложил Томас, сидевший в противоположном углу комнаты. – Еще я могу принести кусок свинины из бочки.
Лотти бросила на него благодарный взгляд.
– Хорошая идея, – подхватила она с энтузиазмом. – Томас, у нас будет поздний ужин.
Осматривая дом, Лотти поняла, что Джеймс Тиллмэн был заботливым отцом семейства. Его жене, конечно, приходилось носить воду из колодца на улице, но в доме имелась раковина, куда можно было слить воду. У одной из стен стояла блестящая черная плита, а рядом буфет, на полках которого она обнаружила много посуды и столовые приборы.
Дом был довольно большим для поселенца: имелся чердак, на который вела массивная деревянная лестница. Мебели было немного, но она выглядела добротно. Около камина стояли два стула с самодельными сиденьями. Скамеечка для ног, сколоченная из небольших дощечек, была обтянута той же тканью, что и сиденья стульев. Здесь чувствовалась заботливая рука женщины, на которой женился и которую впоследствии похоронил Джеймс.
Должно быть, она умерла не очень давно, решила Лотти, вспомнив о полудюжине банок с законсервированными продуктами, которые она нашла на полках. Однако легкий налет запустения, лежавший на жилище, свидетельствовал об отсутствии женщины в настоящее время.
Ознакомившись с обстановкой, Лотти решительно вскинула голову. Она обдумывала список дел на следующее утро, когда в дверях появился Томас со свертком в руках.
– Вот, я принес, – задыхаясь, сказал он. Очевидно, мальчик проделал весь путь в темноте бегом. Он протянул ей кусок свинины, завернутой в холщовую тряпку, и она одобрительно улыбнулась, принимая сверток у него из рук.
– Если теперь ты мне найдешь еще и нож, я отрежу кусок и поджарю его, пока варится овсянка.
Вода в старом котле уже закипала, и Лотти бросила в нее две горсти овса. Вкусно запахло свежей пищей – это было непривычно для нее. В приюте ей приходилось предварительно отмывать и отчищать продукты от плесени, прежде чем начать готовить.
Джеймс Тиллмэн был хорошим хозяином…
Снова внезапная боль, боль утраты пронзила ее. Она думала о несправедливости судьбы, лишившей два юных существа обоих родителей. Лотти всеми силами пыталась побороть слезы, застилавшие ей глаза. Достаточно тяжело потерять мать, потеря же еще и отца оказалась просто сокрушительным ударом.
Свинина шипела и шкворчала на сковороде, в котле тихонько побулькивала овсянка. Лотти проворно двигалась между плитой и буфетом, сервируя стол. Сисси, пристроившись на одном из трех стульев, стоявших вокруг стола, смотрела на нее широко раскрытыми глазами.
Тихо, не дожидаясь подсказки, Томас взял кувшин и скрылся за дверью, оставив ее приоткрытой. Он направился в небольшой сарайчик, находящийся примерно на полпути к амбару. Через несколько минут он появился, неся в руках кувшин, наполненный молоком. Мальчик попытался закрыть за собой дверь, зацепив ее ногой, но дверь не закрылась, так что ему все-таки пришлось повернуться и аккуратно закрыть ее.
– Запереть на засов? – спросил он, поставив кувшин на стол. – Уже совсем стемнело, а дядя Джон вряд ли вернется скоро. – Его голос дрожал, когда он произносил последние слова.
Лотти стиснула зубы, глядя, как мужественно этот ребенок переносит свалившееся на него горе. Страдание было написано на его лице, глаза, затуманенные болью, смотрели печально, но он держал боль внутри себя, не давая чувствам вырваться наружу. Мальчик то и дело поглядывал на свою сестренку, как бы оберегая ее взглядом. Он часто смотрел и на Лотти, готовый в любую минуту помочь ей в приготовлении ужина.
– Ваш дядя живет с вами, Томас? – спросила Лотти, переворачивая аппетитное и ароматное мясо и осторожно отступая назад, чтобы не забрызгать жиром платье.
– Нет, мэм, – ответил он. – Его дом недалеко отсюда, ближе к городу.
Лотти нахмурилась, напрягая память.
– Но я не видела другой фермы по пути сюда. Кроме тех, что находятся около самого Миль-Крика, – медленно проговорила она.
Томас подошел ближе, глядя на шипящее, на сковородке мясо, наполнявшее жилище соблазнительными запахами.
– Его дом стоит подальше от дороги, у реки. До него около мили, и он за холмом, так что его нельзя увидеть с дороги, – объяснил мальчик, облизывая губы и с жадностью вдыхая ароматы пищи.
Лотти улыбнулась, понимая его нетерпение. Ее ноздри также трепетали, когда она вдыхала аппетитный аромат жареного мяса.
– Можно накрывать на стол. Томас, ты не поможешь сестренке вымыть руки?
