глазами друг друга, словно не могли расстаться ни на минуту. Рейф пытался сопротивляться, освободиться от пут, связывающих его с Джилли, но безуспешно. Как ни убеждал себя, что между ними все кончено, какая-то непреодолимая сила влекла их друг к другу.
Вспомнились слова матери, назвавшей Джилли необыкновенной девушкой и сказавшей, что, если он действительно так умен, как все думают, то женится на ней, и как можно скорее.
На празднике их окружало слишком много людей, и Рейф не мог спросить Джилли, о чем она разговаривала с его матерью. Рассказала ли Марта о его детских годах или умолчала о самом главном? Понять что-либо по лицу девушки было невозможно. Весь вечер она пребывала в хорошем настроении, хотя и казалась порой несколько задумчивой.
Рейф снова вспомнил, что собирался держаться с Джилли на расстоянии, но из этого ничего не получилось.
Молодой человек выбросил в окно окурок и проследил взглядом за его падением. Он не может оставаться на ночь в этом доме. Осознание того, что Джилли совсем рядом, приводило в смятение.
Проклятие! Похоже, эта ночь будет долгой. Не зажигая света, Рейф подошел к небольшому комоду, достав оттуда бутылку старого виски и бокал. Он прихватил эту бутылку, отправляясь после праздника в свою комнату, и теперь спиртное оказалось весьма кстати. Налив изрядную порцию отличного виски из Кентукки, молодой человек залпом выпил. Огненная жидкость обожгла горло. Ему в глаза бросилась пустая постель.
Господи, неужели эта девушка всегда будет одновременно такой близкой и далекой?
Джилли нервничала: сегодняшний день выдался очень долгим и утомительным, и в три часа ночи еще не закончился. Она так устала, что едва не уснула в ванне, куда забралась сразу же, как вернулась.
Теперь девушка сидела у туалетного столика и смотрела в зеркало. Взяв один из многочисленных флакончиков, стоявших перед ней, открыла пробку и глубоко вдохнула. Духи источали тонкий цветочный аромат с едва уловимым оттенком жасмина. Джилли слегка подушила руки, шею, расстегнула на ночной рубашке маленькие пуговицы, распахнула ее на груди и провела пробкой по мраморной коже.
Поставив духи на место, девушка развязала ленту, перехватывающую волосы, взяла щетку и тщательно расчесала блестящие, как смоль, локоны. Закончив приготовления, Джилли придирчиво рассматривала себя в зеркало, ее преследовали сомнения: вдруг Рейфу что-нибудь не понравится. Ведь она впервые собирается предстать перед ним в таком виде, совершенно не зная, какие женщины больше нравятся мужчинам. Тем более, что знание – одно, а опыт – совсем другое. А что, если Рейф найдет ее угловатой и неуклюжей, что, если ему не понравится фигура? Может быть, он не любит женщин невысокого роста и с развитыми формами? Что, если предпочитает таких же высоких, как сам или Тори? Или, может быть, Рейфу нравятся маленькие и хрупкие, как фарфоровые статуэтки – красивые куколки, в хорошеньких и пустых головках которых нет ни одной стоящей мысли.
Нет! Раньше ему не нравились такие женщины, а значит, и сейчас они не нужны Рейфу.
Сомнения порождали страх перед неизвестным. Джилли хотела убедить любимого, как он ей дорог, как сильно она его любит, а сделать это можно лишь одним способом – подарив нечто по-настоящему ценное. Себя. Всю. Без остатка. Это дарится однажды, и потому вручать следует все сразу: и невинность, и доверие.
И все-таки вопросы возникали один за другим. А если ей не понравится заниматься любовью? Она знала некоторых женщин, не испытывающих никакого удовольствия при этом. Не станет ли она одной из них?
Господи, обратилась Джилли к Богу, сделай так, чтобы страхи оказались напрасными. Опустив голову на руки, она призналась, что хотела бы снова почувствовать на себе такие волнующие поцелуи Рейфа, оказаться в его ласковых объятиях.
Девушка встала, ломая голову, стоит ли снять ночную рубашку и пойти к Рейфу в одном халате. Мягкий, золотисто-розовый свет подчеркивал очертания тела, скрытого под тонкой рубашкой из батиста. Джилли залилась краской стыда.
Хватит того, что она сама идет к Рейфу, однако совсем не обязательно играть в женщину легкого поведения. Она будет обольщать любимого без развязности, скромно.
Воистину, святая простота – скромное обольщение – подумала она, накидывая халат и потуже затянув пояс. Тапочки не годятся, лучше босой, чтобы ненароком не разбудить племянников, комната которых располагалась через коридор от ее спальни.
Джилли напоследок посмотрела в зеркало, вздохнула и погасила лампу.
Не зажигая света, Рейф смаковал виски. Мысли о Джилли по-прежнему не выходили из головы.
Вдруг скрипнула, медленно открываясь, дверь. Молодой человек насторожился: кто, интересно, пробирается тайком в его комнату в неурочный час. Причин для боязни не было: в этом доме, который он считал родным, недругов быть не могло.
Скрытый темнотой, Рейф замер, наблюдая, как кто-то, одетый в белое, бесшумно вошел в комнату и осторожно закрыл дверь. Ночного визитера почему-то привлекла пустая постель, и он остановился перед ней.
Вдруг Рейф узнал ночного гостя, а точнее – гостью. Сомнений быть не могло, в его комнате стояла Джилли.
Подойдя к кровати, девушка удивилась, обнаружив ее пустой. Где же Рейф? Ведь не мог же он исчезнуть, не сказав ни слова. В случае его отъезда Рис и Тори предупредили бы ее. Опустившись на мягкий пестрый ковер, Джилли исследовала матрас и мягкую подушку, хранившие запахи любимого.
– Джилли.
От неожиданности девушка вздрогнула, выронила подушку, и повернулась в ту сторону, откуда раздался голос, сразу же узнав его.
Рейф зажег лампу, и, наконец, Джилли увидела его, сидящего в мягком кресле с бокалом виски в руках. Длинный халат серого шелка, затянутый черным бархатным поясом, скорее всего, был накинут прямо на тело.
– Что ты здесь делаешь? – тихо спросил Рейф.
