– Разумеется, нет, – произнесла она онемевшими губами.
– Генри подготовит необходимые документы, – продолжал он. – Как только они будут подписаны, ты станешь свободной женщиной.
– А развод?
– Генри устроит и это. – В его взгляде светился вызов. – Довольна?
Она прикусила губу.
– Это очень… благородно с твоей стороны.
Отнюдь нет. Я так же хочу покончить с этой ситуацией, как и ты.
– Я… ценю это, – медленно сказала Джоанна. – Надеюсь, мы сможем… расстаться друзьями.
– И кто же из нас лицемерит? – Его голос хлестал как плеть. – Мы чертовски далеки от дружбы, Джоанна.
– Почему ты так сердишься? – Она уставилась на него. – Ты… мы оба получаем то, что хотим.
Он медленно ответил:
– Потому что мне сейчас гораздо легче сердиться, чем испытывать другие чувства.
Казалось, комната неожиданно уменьшилась и стены надвинулись на нее. Хотя Габриель не сделал и шага, она чувствовала, что он близко. Так близко, что если бы она протянула руку, то могла бы дотронуться до него. Могла почувствовать теплый шелк его кожи под своими пальцами.
От вздымающейся груди бархат натянулся, и соски затвердели от его легкого трения. Ноги стали ватными, и сокровенная плоть горела, как расплавленная. Его глаза отливали золотом, сверкая как у дикого камышового кота. Но она могла повернуться и убежать прямо сейчас, и он бы не преследовал ее. Только она не убежит… на этот раз.
Она чувствовала его напряжение… возбуждение… потому что сама была охвачена им. Ее вел инстинкт, и голос стал низким и хриплым.
– Расскажи мне о своих чувствах. Он медленно покачал головой.
– Боюсь, ты не захочешь о них узнать.
Ее улыбка, слабая и неопределенная, искушала его.
– А ты попробуй.
Он мягко сказал:
– Джоанна, любопытство – это простительное чувство или смертный грех? Потому что я до смерти хочу узнать, есть ли у тебя что-нибудь под этим милым зеленым халатом.
Она застенчиво повела плечом.
– Ничего.
– А, – протянул он. – Как ты думаешь, сколько времени потребуется, чтобы расстегнуть все эти пуговички?
– Не имею ни малейшего представления. – Ее рука дотронулась до одной пуговицы, освобождая ее из петли. – Хочешь засечь время?
У него вырвался смешок.
– Нет… просто посмотреть.
Джоанна не торопилась. В свою очередь она тоже наблюдала за ним – за огнем в его глазах, румянцем, неожиданно проступившим на скулах. Она слышала, как у него перехватило дыхание, когда разошлись полы халата. В первый раз за их совместную жизнь она раздевалась перед мужем, и у нее почти закружилась голова от осознания своей власти над ним.
Она сбросила халат с плеч, на секунду прижала его к бедрам, а затем позволила ему упасть на пол. Атмосфера в комнате изменилась: вместо тишины и спокойствия наполнилась почти осязаемой вибрацией.
Габриель в два больших шага покрыл расстояние между ними, рухнул перед ней на колени и прижался сначала щекой, а затем ртом к ее плоскому животу.
Она услышала сдавленный шепот:
– О Господи, ты знаешь… ты хоть немного представляешь, как ты прекрасна?
Она протянула руку и погладила его упругие темные волосы. Он мягко потянул ее вниз, так что она встала на колени перед ним. Когда он поцеловал ее, она, сдаваясь, страстно раздвинула губы. Его руки гладили ее тело, легко пробежались по спине, ласкали каждый грациозный изгиб, и она почувствовала, как ее тело выгнулось в немом восторге. Он взял ее груди в ладони и наклонил голову, чтобы поцеловать их, ласкать языком напряженные розовые вершины, и заставил ее судорожно вздохнуть от удовольствия. От желания. Казалось, одно чувственное ощущение сменялось другим, и она едва заметила, когда он поднял ее на руки и отнес в постель.
Полуприкрыв глаза, Джоанна смотрела, как муж снимает брюки, но когда он взялся за резинку трусов, она остановила его.
– Позволь мне.
Габриель лег рядом с ней, когда она мягко освободила его от этой последней преграды. Он положил голову на сложенные руки, пожирая ее сверкающими темно-желтыми глазами.
– Мне надо было упомянуть, – сказал он лениво, увидев, куда смотрят ее расширившиеся глаза. – Другим чувством было вожделение. Явно смертный грех.
