ошибиться.
— Это, вероятно, была не вся правда? — спросил я осторожно.
Она помедлила, а потом сказала еле слышно:
— Не вся.
— Что? — Теперь настала очередь Лангеланда поражаться. Не сводя с жены изумленного взгляда, он тяжело опустился обратно на свой стул. — Но ты же все это время…
— Ты сам настоял, чтобы я призналась, Йенс. Ты сказал, что я смогу надеяться на смягчение приговора, если мы убедим суд в том, что это было непреднамеренное убийство.
— И ты это сделала! Боже мой, я же не думал, что это будет признание в том, чего ты никогда не совершала!
Она проглотила комок в горле, а потом заговорила снова, тщательно подбирая слова, медленно и четко:
— Напомните… что сказал Ян-малыш?
— Это было так давно, что точно процитировать его я не смогу, но основной смысл был такой: он был дома один с отцом, вашим тогдашним мужем. Приемным отцом. Сам он сидел в комнате и играл паровозиком. Потом он услышал, как в дверь позвонили и ваш муж пошел открывать. И тут до него донеслись крики — ссорились приемный отец и еще какой-то мужчина. Мужчина, заметьте. После этого все стихло. Чуть позже он вышел в прихожую и… Сам ли он первым обнаружил тело или все же вы вернулись домой и увидели, что произошло, — я так и не узнал. Я не помню, чтобы он мне об этом рассказывал. Но основной смысл был следующий: кто-то вошел в квартиру, поссорился с вашим мужем и исчез. Кто это был?
Она смотрела куда-то между нами.
— Вы… вы же знаете, почему я это сделала — призналась в убийстве.
— Ну, у меня были кое-какие подозрения на этот счет…
— Потому что я была уверена в том, что это сделал Ян-малыш. Чтобы избавить его от всех этих… чудовищных вещей.
— Но мне в тот самый день он сказал единственную фразу: 'Это мама сделала!'
— Да? — В эту секунду ее глаза будто потухли. — Я сама ему это сказала, когда он стоял там, на лестнице, ведущей в подвал. Неподвижный как статуя. Я присела перед ним на корточки, посмотрела ему прямо в глаза и несколько раз повторила: 'Не расстраивайся, Ян-малыш! Это мама сделала…'
— 'Это мама сделала…' — эхом откликнулся я, так как этот припев повторялся и повторялся в моей голове все эти годы, что прошли с февраля семьдесят четвертого.
Она повернула к мужу мокрое от слез лицо и молча кивнула.
— Ну что ж, — сказал я, — тогда вот такой вопрос… Вы можете рассказать, что произошло на самом деле?
— Нет. Не больше, чем кто-либо другой.
Лангеланд и я — оба мы ждали, что она скажет в продолжение этих слов.
— Меня не было дома. Я пошла к врачу. Когда вернулась — открыла дверь, вошла и… Первое, что я увидела, был Ян-малыш, который стоял в прихожей над лестницей, а дверь в подвал была открыта. Он стоял, прислонившись к стене напротив этой двери, и его лицо было удивительно застывшим, почти мертвым, вообще без выражения. Потому что он сделал нечто ужасное.
— Сделал? Или увидел?
— Я так поняла, что… С ним же был такой случай, когда он набросился на Свейна и прокусил ему руку до крови. В необъяснимой слепой ярости. Свейн тогда рассвирепел и здорово поколотил его… Но в тот день… он не сказал мне ничего, ни слова. — Из ее глаз снова потекли слезы, и она проговорила, глядя мне в глаза: — Тогда я видела его в последний раз! Понимаете? Я никогда больше не держала его за руку, не помогала ему — и вот что с ним стало! Я потеряла его в тот день. Потеряла!
— Так вы говорите, что сами открыли входную дверь?
— Да, я не звонила. Или звонила, но мне никто не открыл. И я не ссорилась со Свейном в тот день. И я этого не делала. Хотя между нами всегда было какое-то противостояние, которое закончилось, когда он упал с лестницы.
— Вы что-то сделали, чтобы это больше было похоже на несчастный случай? — Она молча кивнула. — И он никогда ранее не был с вами жесток, как утверждали все знавшие его свидетели?
— Да, это тоже была ложь, — прошептала она. — Предлог.
— Ложь на лжи, — пробормотал я. — И ваш адвокат… Как он мог поверить…
Лангеланд вмешался:
— Я всегда доверяю своим клиентам!
— Вы с Вибекке были близки со студенческой скамьи, — обратился я к нему. — И вы хотите, чтобы я поверил, что она вам так и не рассказала, что в действительности произошло? Или вы приняли решение поверить ей на слово ради Яна-малыша? Ведь он же ваш сын?
В огромной комнате воцарилась мертвая тишина, которую нарушил тихий вопрос Вибекке. Она беспомощно произнесла:
— Что вы сказали? Я не поняла…
— Я сказал вашему мужу, что Ян-малыш — его сын, — отчеканил я строго, как будто рассказывал ей, какую погоду обещают назавтра. — Это объясняет, почему он с таким усердием занимался делом Метте Ольсен, после которого она и родила мальчика.
Она повернулась к Лангеланду, ее лицо выражало невероятную боль. Она смогла только прошептать ему:
— Это правда, Йенс? Это и есть то, чего ты мне так и не рассказал?
— Вибекке, я… — Куда только девалась его энергия — видимо, отказали все защитные механизмы. В его лице я мог прочитать лишь глубокое, почти бездонное отчаяние. — Я не смог об этом сказать… Никому! Я никогда и никому в этом не признался. — Внезапно он резко повернулся ко мне. — Как только он до этого докопался — не понимаю!
Я с любопытством взглянул на него.
— Я помню, — объяснил я, — как рассматривал вас там, на заседании суда в Фёрде, а потом в Бергене, и мне пришло в голову, что вы ужасно похожи. Оба долговязые, одинаково подергиваете головой — это генетическое сходство, его сознательно никак не спрячешь, как ни старайся. — Он сделал движение рукой, словно хотел все отрицать, но меня уже было не остановить. — И еще. Я помню точно, как вы описали мне Метте Ольсен в тот самый первый раз, когда я был у вас в кабинете в Бергене. 'Юная, красивая' — это было сказано почти восхищенным тоном. Но что внушило мне самые серьезные сомнения — так это сроки.
— Сроки?
— Когда я был у Метте Ольсен в Йольстере в восемьдесят четвертом году, я заметил несоответствие: тогда я думал, что отцом Яна-малыша был ее парень, с которым ее арестовали в аэропорту Флесланд, Давид Петтерсен… Но Ян-малыш родился в июле шестьдесят седьмого, а Давид и Метте были арестованы во Флесланде тридцатого августа предыдущего года. Так что если они не уединились тайком от всех в Тингсхюсете, что совершенно немыслимо, значит, он не мог быть отцом мальчика.
Я подождал, пока до них дойдет смысл сказанного, и продолжил:
— А с каким другим мужчиной она общалась в то время? И не забывайте, что она до ноября, пока дело не попало в суд, сидела за решеткой. Однако она наверняка встречалась со своим адвокатом, причем обычно это происходит без всякого надзора, если я не ошибаюсь…
Он посмотрел на меня с выражением бесконечного смирения на лице.