наверное, не меньше. Я ещё даже и не бинтовался, воняет уже… Ты не представляешь, как нам чертовски повезло, что мы вырвались оттуда. Наших больше нет, они все погибли, остались только мы с тобой и мы едем домой. Здорово, правда?
Сидельников: — Здорово.
Контрач ловит вшу, давит её ногтями и откидывает куда-то на пассажиров.
Контрач: — Вши замучили, бляха-муха… Месяца полтора не мылся…
Сидящая на соседнем сидении нафуфыренная девушка отодвигается от солдат.
Пассажир: — Молодой человек, ведите себя как подобает.
Контрач: — Что? Как подобает? А как это?
Сидельников: — Успокойся, че ты…
Контрач: — Нет, объясните мне, я просто хочу понять… Я… я контуженный, я не знаю, я был в окопах, я смерть видел, я не знаю как подобает вести себя в вашем обществе! Вам не нравиться? Вам всем не нравиться? Смотрите! Смотрите на нас, мы — солдаты, вот мы какие! Это мы армия! Вам не нравиться что мы пьем и материмся? Да? А когда мы подыхали под Самашками и в Грозном, вам это нравилось? Никто из вас не говорил тогда ни слова, никто из вас не возмущался и не вышел на улицы! Что, молчите? Вы всегда молчите! Да пошли вы все на хрен! Никто из вас не имеет права жить, никто в этом вагоне не заработал такого права, только мы вдвоем, только мы пьяный вшивый контрач и забитый всеми душара! Смотрите на нас, смотрите! Вот мы какие! Мы едем с войны домой, у нас умерли отцы и мы радуемся этому, да черт возьми, мы рады этому, потому что если бы не умерли они, тогда умерли бы мы, и по крайней мере это было честно с их стороны! А кто-нибудь из вас согласился бы умереть за меня? Нет? Тогда закройте свои вонючие рты и слушайте! Слушайте про то, как пахнут трупы в жару, вы будете слушать это, будете, а мы будем орать на весь вагон матом, пить пиво и плеваться перловкой! И никто из вас не скажет нам ни слова!
Вокзал. Сидельников достает деньги, отсчитывает половину и протягивает ему:
— На, возьми. Здесь немного, но до дома хватит.
Контрактник: — Спасибо. Слушай… Я понимаю, тебе на похороны надо, но может, все-таки поедем ко мне, а? Мать таких пельменей наготовит, она умеет такие классные пельмени делать… Поехали, а? На пару дней. Я тебя потом провожу…
Сидельников: — Нет. Я домой. Домой.
Контрач: — Ладно. Будешь в Ярославле, заезжай. Адрес запиши…
Сидельников: — Ты из Ярославля?
Контрач: — Да.
Сидельников: — Может, Андрюху Киселева знал?
Контрач: — Нет… Что-то не припомню… А где он жил?
Сидельников: — Не знаю. Ладно, давай адрес.
На выходе из вокзала Сидельникова останавливает милицейский патруль.
Менты: — Добрый день, патруль… отделения милиции. Ваши документы. Откуда едете?
Сидельников: — Из Моздока. В отпуск.
Менты: — В Чечне был?
Сидельников: — Был.
Мент: — Да? Ну, показывай, че везешь.
Контр: — Ничего.
Мент: — Ты думаешь мы тебя первого видим, Рэмбо? Все вы оттуда сувениры тащите. Сегодня утром один тоже клялся, а сам в сидоре две лимонки тащил. Ноги на ширину плеч…
Менты шмонают Сидельникова и находят три патрона.
Мент: — Ну вот, а говоришь ничего. Будем оформлять транспортировку боеприпасов. Пошли.
Сидельников: — Какие же это боеприпасы… Так, патроны. В кармане завалялись.
Мент: — Завалялись? А ты знаешь, что каждый на три года тянет? Так что чирик ты себе уже заработал.
Сидельников: — Слушай, земляк, ты ж русский…
Мент: — Земляки все там остались. Пошел.
Сидельников: — Товарищ сержант, отпустите меня, а? Это случайно, честно.
Мент: — Следователю расскажешь.
Сидельников: — Товарищ сержант, у меня отец умер, мне на похороны надо. У меня есть сто пятьдесят тысяч, это все, честное слово. Отпустите меня, а? Хоть на похороны. А я приду потом, честное слово, я потом приду. Я отца восемь месяцев не видел, хоть попрощаться, а?
Сидельников сидит в обезьяннике. За решеткой стоит мать.
Дежурный: — Алло! Комендатура? Тут у нас ваш клиент, да, отпускник. Ярославский вокзал. Забирайте. Через три часа? А что так долго? Ладно, ждем… Ну не смотри ты на меня, мать, не смотри! Ну не могу я, не могу! Он задержан нарядом милиции за перевозку боеприпасов, понимаешь? У него патроны нашли.
Сидельников: — Мы от них прикуриваем, товарищ капитан. У нас спичек не было. Я забыл просто.
Дежурный: — Забыл. Думать надо было.
Сидельников: — Что мне теперь будет?
Дежурный: — Что будет, что будет. Тюрьма будет. Надолго.
Мать: — Он в Грозном был. У них всю роту поубивало. На похороны он едет, отец умер у него. На похороны он…
Мать стоит в коридоре, на неё никто не обращает внимания, мимо водят бомжей, задержанных, она прижимается к стенке. Смотрит на дежурного.
Дежурный: — Алло! Комендатура? Это с Ярославского вокзала, мы машину вашу ждем. Не вышла еще? Вот и хорошо. Да тут все уладилось, отменяем вызов… Да ошиблись просто. Нет, все в порядке… Иди. Не попадайся больше.
Сидельников: — Спасибо.
Дома у него какие-то люди, поминки.
Гражданин: — Давайте помянем покойного добрым словом. Это был замечательный человек.
Он ходит по квартире, смотрит на них.
Гражданин: — Можно вас на минутку, молодой человек.
Они выходят в коридор, Сидельников закуривает.
Гражданин: — Я конечно, не слышал, как пули над головой свистят. Я вообще не слышал, как они свистят, но хочу сказать тебе… Твой отец был замечательный человек, замечательный. Мужайся. Такое горе, такое горе, правда?
Сидельников: — Нет. Горе — это когда тебе отрежут все пальцы, уши и гениталии и повесят тебе на шею на веревочках, как на новогоднюю елку. Вот это горе.
Комендатура. Сидельников стоит около окошка. Его документы проверяет дежурный капитан.
Капитан: — Почему отметку о прибытии не поставили?
Сидельников: — Я ж болел. Вон справка, там написано все. Дизентерия у меня. Я на похороны еле успел, а потом загнулся сразу. Товарищ капитан, я в полк еду, вы мне только печать поставьте и все. У меня уже и билеты есть.
Капитан: — Пошли со мной.
Они идут по коридорам, приходят к кабинету коменданта Москвы.
Капитан: — Жди здесь.
Он заходит в кабинет, виден шикарный стол, ковровые дорожки. Сидельников ждет. Капитан выходит.
Капитан: — Пошли.
Сидельников: — Все в порядке?
Капитан: — Да.
Они спускаются в подвал, там камера, дежурный. Капитан отдает дежурному документы.
