координаты.
– Ах, эта… – не смутившись, протянул кожаный. – Но я не знаю ее, ей-богу!
– А как же она тут выступает, если ты ее не знаешь?
– А я вторую знаю. Я ей звоню, они приезжают.
– Как часто?
– Ну, раз в неделю, не чаще. А что? Случилось чего?
– Пока нет. А где они постоянно работают?
Теперь он усмехнулся:
– Эти твари постоянно нигде не работают, товарищ полковник. Только в койке.
Я понял, что дал какого-то маху, но не отступил:
– В койке они больше бы зарабатывали. Сколько ты им платишь?
– Полтинник. Но вы за них не беспокойтесь, они за ночь объезжают три-четыре клуба.
Теперь я понял, чем он занимается – не только своим клубом, но и обеспечением стриптизерками других ночных заведений. Или наоборот: обеспечивает стриптизерш этой работой в ночных клубах…
– Хорошо, – сказал я, – дай мне телефон этой второй, партнерши.
Он заколебался и вдруг сказал нагловато:
– А откуда я знаю, что вы не для своей половой потребности?
– Если бы для своей, я бы сейчас тебя трахнул, баран!
Он замер с приоткрытым ртом и уставился на меня.
– Правда? Закрыть дверь?
И вдруг, как-то сразу обмякнув и обабившись в плечах, стал расстегивать ремень на своих кожаных, в обтяжку, брюках.
Я психанул – не столько на него, сколько на себя за свою необразованность. И, перегнувшись через стол, схватил его за горло.
– Отставить, мудила! Давай телефон!
– Сейчас, сейчас… – пролепетал он. – Отпустите…
Я отпустил его горло.
Он провел рукой по шее, повертел ею и достал из ящика стола несколько листов, скрепленных металлической прищепкой. На листах был столбик имен и телефонов. Он быстро провел пальцем по этим именам, перелистнул на следующую страницу и остановился.
– Вот. Лесбос. Тамара. 764 98 17.
– И все?
– Все. А что еще нужно?
Действительно, что ему еще нужно, чтобы диспетчерить тут по ночам, поставляя в ночные клубы своих стриптизерш? Каждый устраивается в этой жизни как может…
Я вышел от этого «дежурного по апрелю», слыша за спиной телефонные звонки его мобильника и голос:
– Да… Сейчас, только дверь закрою…
Но это был еще не конец вечера. Или, точнее, ночи. Выходя из клуба, я возле раздевалки буквально лицом к лицу столкнулся… – с кем бы вы думали? С Инной Петровной Соловьевой, своей несостоявшейся соседкой и заместителем председателя правления Российского промышленно-инвестиционного банка! Оживленная, даже сияющая и с большим букетом роз в руке, она стояла в компании статных молодцов, одетых, что называется, «с иголочки» в сплошные деловые «армани» и «версаче». Я даже захлопал глазами от изумления – как, разве не она всего две недели назад похоронила мужа?
– Добрый вечер… – буркнул я, проходя.
– О, сосед! Здравствуйте! Как вы поживаете? – Она явно забыла, как меня звать, но в ее глазах вдруг зажглось нечто значимее пустой вежливости – там, в глубине этих черных, как уголь, глаз возник некий странный, я бы сказал, интерес к моей ничтожной фигуре, словно она увидела меня впервые. Или это и вправду во мне вдруг появилось нечто, что обращает на меня внимание новых русских женщин – сутенерш и банкирш?
– У вас день рождения? – спросил я.
– Нет. Но можете меня поздравить: я выиграла судебный процесс у Парижского банка! Мы отмечаем.
– Поздравляю.
– Пошли, Инна, – взял ее под локоть молодой и высокий круглолицый блондин с гладко зализанными волосами.
– Позвоните мне как-нибудь, – сказала она мне.
– По поводу вашей квартиры?
– Да. И не только. Позвоните…
Я вышел на улицу и зябко передернул плечами.
Впрочем, если идти быстрым шагом, то отсюда до моего дома не больше двадцати минут хода.
Конечно, ночью мне снилось нечто такое эротическое, что и описать нельзя. А утром…
Назовите меня брюзгой, ворчуном, старым валенком, новы где-нибудь читали о том, как детектив или следователь, разбирающий крупное дело (обязательно крупное, а как же, станет нынешний автор детективного романа заниматься делом об убийстве топором полуживой старушки!), – так вот, вы читали, как этот следователь посреди сюжета вдруг заболевает какой-нибудь совершенно дурацкой и не к месту болезнью – гриппом, ангиной, аппендицитом? Сотни детективных романов ежемесячно выбрасывают на книжные прилавки артели наших Кристи и Сименонов, десятки сериалов маршем Турецкого и Каменской проходят по телеэкранам, но никто из героев этих боевиков никогда не чихает, не кашляет, не простужается и не прерывает своих героических трудов из-за очередной эпидемии гриппа. И это в стране, где волны гонконгского, филиппинского и прочих гриппов сменяют друг друга с постоянством караула у мавзолея на Красной площади. Это в стране, где гриппом болеют абсолютно все – кроме, конечно, президента и главных героев детективных романов. У телевизионных следователей просто железобетонное здоровье, даже у Каменской за все ее четыреста или пятьсот романов ни разу не было месячных. Очень реалистичные персонажи, бессребреники и подвижники, гвозди бы делать из этих людей…
Да, так о чем я?
Впрочем, вспомнил: на следующее утро… Что ж, не скрою: на следующее утро я, как последний мудак, уподобился этим бесподобным героям наших телесериалов. Несмотря на то что в горле уже першило и даже скребло, несмотря на то что кости ломило, а мышцы (если они есть в этом старом мешке с костями) развезло какой-то сумятной слабостью, я съел свою кашу «Быстрое», оделся по обманчивой апрельской погоде в плащ и – даже без шарфа и шапки – снова отправился в «Би-Лайн», на улицу 8-го Марта, выяснять адрес клиентки с номером 764 98 17.
Она оказалась Рашиловой Тамарой Егоровной, проживающей хрен знает где, у черта на куличках, в Юрлово, на улице Пущина, дом номер 4, строение 3, квартира 452. Если бы Иван Пущин – лицеист, «мой первый друг, мой друг бесценный», как называл его Пушкин, и «бриллиант среди декабристов», как звали его сами декабристы, – знал, что благодарное потомство назовет его именем улицу в каком-то Юрлово на куличках Москвы и особенно если бы он увидел эту улицу – пустынную, продуваемую ветрами и мусором и застроенную грязными шлакоблочными многоэтажками, которые торчат тут, как редкие зубы в челюсти у нищей старухи, – если бы, повторяю, этот светский щеголь и мечтатель из декабря 1825 года увидел свою улицу нынешнего 2001 года, он, я уверен, тут же перешел бы на сторону царя. И вообще, если бы все декабристы увидели свои имена на табличках наших нынешних улиц, не было бы, я думаю, никакого декабрьского восстания и вся история России сложилась бы иным образом…
Но они были слепы, наивны и, боюсь, даже глупы, как все романтики.
А потому я – еще больший идиот – доехал на метро до Медведково и теперь шел, уже зная, что заболеваю, по этой гребаной улице Пущина, шел, согреваемый сверху апрельским солнцем и поддуваемый снизу и с боков могильной сыростью и холодом зачерствевших за зиму сугробов, которые, дай Бог, оттают где-нибудь в июне.
Дом № 4 я нашел сам всего за двадцать минут блуждания по грязным и растрескавшимся тротуарам, тонущим в лужах; а строение № 3 – с помощью аборигенов (двое из них послали меня в разные стороны,
