вряд ли Толстой отозвался бы на творчество 24-летнего поэта строчкой своего дневника, если бы не случай. Впрочем, роль Надсона в русской поэзии тем не менее достаточно заметна. Не следует забывать, что только до 1917 г. вышло 28 изданий его стихов (тиражами поначалу по 6 тыс. экз., тиражи последних изданий доходили до 12 тыс. экз.), отдельные стихотворения были включены не только во все 'Чтецы-декламаторы', но и в школьные хрестоматии. Например, для диктанта предлагалось знаменитое: «Не говорите мне: он умер. Он живет», где сложность пунктуации являлась камнем преткновения не для одного поколения гимназистов. (Каждый может проверить свою грамотность, я лично на самоэкзамене провалился.) В 1885 г. Академия наук присудила Надсону Пушкинскую премию. Пожалуй, наиболее сильное определение места поэта принадлежит П.Ф. Якубовичу-Мельшину: во-первых, Надсон после смерти Некрасова – 'самый талантливый и популярный из русских поэтов', а во-вторых 'со времени Лермонтова русская поэзия не знала такого красивого музыкального стиха…
Он явился не только певцом своего поколения, но юности вообще, чистоты и свежести юного чувства, красоты девственных порываний к идеалу… '7 Напомним, что Петр Филиппович был не только поэт но и переводчик: он первым перевел 'Цветы зла' Бодлера на русский язык. Знакомство с западной поэзией на рубеже веков кидает оценке Якубовича еще большую весомость'. С немалым удивлением мы можем прочитать у великого русского писателя В.В. Набокова строки, перекликающиеся с приведенными выше: «Счастливее оказался Лермонтов… В его стихах разночинцы почуяли то, что позже стало называться 'надсоновщиной'. В этом смысле Лермонтов – первый надсон (с маленькой буквы. – С. Д.) русской литературы.
Ритм, тон, бледный, слезами разбавленный стих гражданских мотивов до 'Вы жертвою пали' включительно – все это пошло от таких лермонтовских строк, как: 'Прощай, наш товарищ, недолго ты жил, певец с голубыми очами, лишь крест деревянный себе заслужил да вечную память меж нами'. Очарование Лермонтова, даль его поэзии, райская ее живописность и прозрачный привкус неба во влажном стихе были, конечно, совершенно недоступны пониманию людей склада Чернышевского»8. Но в одном из писем из ссылки (из Астрахани) Чернышевский благодарит корреспондента за присылку сборника Надсона9, лире которого, вопреки мнению Владимира Владимировича, как и лире Лермонтова, был присущ 'прозрачный привкус неба во влажном стихе', иначе трудно объяснить его успех у русских композиторов. Другой русский поэт в одной из статей 1910 г. выразился о нашем герое так: 'Чтобы возбуждать сочувствие, надо говорить о себе суконным языком, как это делал Надсон'10. Вспоминается литературный анекдот об одесском назойливом нищем, славившемся тем, что ему никто не мог отказать. Однажды в трактире он подошел к столу, за которым сидел Багрицкий с друзьями, и стал канючить. Багрицкий встал в позу и прочел: 'Друг мой, брат мой, усталый, страдающий брат, Кто б ты ни был, не падай душой!'. Послушав немного, нищий удалился. Торжествующий Багрицкий произнес сакраментальную фразу: 'Даже он не вынес Надсона!' В советское время Надсона издавали и в малой и в большой сериях 'Библиотеки поэта', всегда сопровождаемых сочувственной статьей. В литературе 80-х годов XIX в. его имя всегда соседствовало рядом с именем Всеволода Гаршина – дети одного поколения, оба безвременно сгоревшие.
Но если Лев Николаевич все же вчитался бы в стихи Надсона, то он, к своему удивлению, обнаружил бы строфы, под которыми не постеснялись бы подписаться сам Фет или (позже) Бальмонт. (Толстой понимал: '…у Фета уже есть такая смелость, впадающая в декадентство. Есть грешки, неясные вещи'11.) Например, дивное пьяняще музыкальное 'В лунную ночь':
Чутко дремлют сады, наклонясь с берегов, Ярко светит луна с беспредельных небес, Воздух полн ароматом весенних цветов, Мгла полна волшебством непонятных чудес.
Музыкальность стихов Надсона чувствовал такой композитор, как Сергей Рахманинов, написавший романс на его стихи: …Я б умереть хотел душистою весною В запущенном саду, в благоуханный день, Чтоб купы темных лип дремали б надо мною И колыхалась бы цветущая сирень…
Кстати, поэту было всего 17 лет, когда он написал эту 'Мелодию'. Один тонкий критик писал об этом романсе, что он напоминает небольшую вокальную поэму и что стихотворение Надсона близко знаменитому лермонтовскому 'Выхожу один я на дорогу':
'Природа, как вечно живой источник красоты, покоя и блаженства, противопоставлена в них человеческому горю, страданиям и смерти. Величавая торжественность тона этой поэтической исповеди передана Рахманиновым в широкой, плавно и неторопливо развертывающейся мелодии голоса, сопровождаемой непрерывно льющимися волнообразными фигурациями фортепиано'12. Этот же критик выделяет драматический романс 'Пора', лейтмотив которого – призывно-фанфарная и грозно звучащая фраза: 'Пора, явись, пророк!'13 Применительно к нашим сюжетам можно сказать, что романс обретает библейскую мощь. И не случайно приподнято-патетический тон романса и музыка напоминают знаменитый этюд dis-moll Скрябина.
А всего на слова Надсона написано более 50 романсов; он входит в первую десятку самых популярных поэтов, попавших на нотный стан: Пушкин, Лермонтов, Тютчев, Фет, Некрасов Плещеев, Полонский, Ал. Толстой, Апухтин, Бальмонт, Блок. Некоторые его стихотворения переложены на музыку неоднократно, например: 'Заря лениво догорала' – Ц. Кюи, Э. Направник, Н. Спендиаров, Терещенко и др.; 'Мне снилось вечернее небо' – А. Аренский, В Золотарев, С. Ляпунов, П. Чесноков и др.; 'Над свежей могилой' – Ф. Блуменфельд, В. Золотарев, С. Рахманинов. На тексты Надсона писали и другие композиторы – Ф Акименко, М. Анцев, К. Бах, А. Гедике, С. Василенко, Р.
Глиэр, А. Гречанинов, Ф. Кенеман, Г. Конюс, В. Ребиков (большой цикл), А.
Рубинштейн и др.14 На знаменитый реквием 'Не говорите мне: он умер' музыку написали не менее десяти композиторов!15 С. Венгеров писал, что сжатость и образность стиха позволили Надсону создать несколько лаконичных строф, вошедших в обиход речи, чего не каждый поэт удостоился, а мы с высоты нашего времени можем только подтвердить этот факт.
Таковы, например, 'Как мало прожито, как много пережито', 'Пусть арфа сломана – аккорд еще рыдает', 'Облетели цветы – догорели огни'16.
Презрительное отношение к Надсону и его поклонникам сложилось в 10-е годы XX в., когда русский модернизм сбросил с корабля современности не только Надсона.
Особенно изощрялся Маяковский, но даже эта настойчивость не случайна – будущий футурист в молодости пережил увлечение Надсоном, говорил же: 'Помню, как сейчас, в стихах у Надсона…'17 Позднее он сводил счеты с прошлым: 'На сон не читайте Надсона…' (Клоп). А говоря о своей несомненной близости в смысле величины поэтического дара к Пушкину, мимоходом в 'Юбилейном':
Чересчур страна моя поэтами нища.
Между нами – вот беда – позатесался Надсон, Мы попросим, чтоб его куда-нибудь на 'Ща'…
Антипод Маяковского Александр Блок также отрицательно относился к Надсону, впрочем, значительно сдержаннее. Весьма характерно в прилагаемом 'Списке русских авторов' (25 декабря 1919 г.) сказано о Надсоне: 'Есть поучительнейшие литературные недоразумения, вроде Надсона, нельзя не отдать ему хоть одной страницы'18. В другом месте Блок говорит об искренности поэта, которую читатель, безусловно, чувствует: «Потому, что 'здесь человек сгорел', потому что это – исповедь души. Всякую правду, исповедь, будь она бедна, недолговечна, невсемирна, -правда Глеба Успенского, Надсона, Гаршина и еще меньших – мы примем с распростертыми объятиями, рано или поздно отдадим им все должное»19.
В.И. Нарбут иронически предлагал Осипу Мандельштаму издавать журнал под названием 'Семен Яковлевич'. Тот весьма благосклонно выслушивал его рассуждения об эволюции поэзии от Надсона: 'от нуля до Гумилева и Мандельштама'20.
Прошли десятилетия – и лира Надсона неожиданно ожила в творчестве поэта, казалось бы, от него
