Услышат внуки нашу быль, И вдохновишь ты мысль поэта, Моя любовь, моя Рахиль!* Декабрь 1890 г.
Пересмотрел ли свои взгляды на сионизм Якубович после Кишиневского погрома?
Собственно, для еврейства России Кишинев стал рубежом. Попустительство (или даже участие) властей в ужасном избиении толкнуло евреев в сторону революции. Старому народовольцу, который носился с идеей народа-богоносца, увидеть его во всей 'погромной красе' было крайне тяжело. Да, власть устраивает погромы, но исполнители – христиане, т. е. 'народ'.
Дни скорби и стыда… Сжимают горло слезы, – Мне стыдно за тебя, возлюбленный народ! Так скоро отцвели мечтаний ярких розы, Так он далек опять, спасительный исход! И с болью вижу я, что над твоей душою Еще простерта ночь, витают злые сны, И ты не видишь их, укрытых темнотою, Всесильных хищников родимой стороны! На них поднялся б ты могучей бурей мщенья, Из жалкого раба бойцом свободным стал… Но ты на слабого напал без сожаленья, Ты у несчастного младенцев растерзал! Позора, скорби дни…** 1903 г. После Кишинева В примечании редактора говорится, что погром глубоко взволновал поэта (Там же. С. 256, 462). 'Ужасная кишиневская трагедия до сих пор не может ни у кого из головы выйти', – писал 16 мая 1903 г. В. Г. Короленко.
*** * Якубович П.Ф. Стихотворения. Л., 1960. С. 168-169. ** Там же. С. 256, 462.
*** Фрума Фрумкина – одна из тех, кого погром привел в ряды революционеров.
Приговоренная в 1905 г. к 11 годам каторги в Сибири, она бежала и была затем повешена в Бутырской тюрьме в июле 1907 г. Из тюрьмы она обратилась к Якубовичу с просьбой написать предисловие к брошюре, в которой будет собран весь материал по ее процессу: «…не сомневаюсь, что исполните мою просьбу и напишите так, как писали лучшие места из 'Мира отверженных'» (Там же. С. 469-470). 10 ноября Мне приходилось писать о влиянии Надсона на Заболоцкого. Заболоцкий, читатель внимательный и придирчивый. Как ни странно, но его знаменитые 'Журавли' написаны под влиянием 'Журавлей' Якубовича.
В заветный, чудный край с решимостью стремясь, Они, спокойные, необозримой цепью, Красиво выстроясь, с вождями впереди, Медлительно плыли раздольной вольной степью… В заветный чудный край! Отважны их вожди, Бестрепетны сердца, могучи, быстры крылья! Но трудный ждет их путь, великие усилья И жертвы без конца… Жестокою рукой Их будет человек губить без сожаленья, Рассеет ураган не раз во тьме ночной, И много смельчаков в часы изнеможенья, Поглотит океан в пучине роковой! И точно клятвою пред небом и землей, Со славой пасть, не изменив решенья, Вдруг криком радостным ответил брату брат. И этот гордый клич свободы непродажной, Могучий зов борьбы великой и отважной, Над оргией людской раздастся, как набат!..* 1886 г.
*** *Там же. С. 139-140.
Петр Филиппович был образованным человеком: блестяще переводил Шарля Бодлера, Сюлли Прюдома. Правда, с некрасовским надрывом…
С ужасной еврейкой, прекрасной, прекрасной, как мертвый Изваянный мрамор, провел я всю ночь, Как труп возле трупа простертый… Порока продажную дочь Тогда я представил в величьи природном, С печатью ума на челе благородном Под шлемом душистых тяжелых волос, Со взором, сияющим грацией нежной
