64 См.: Михайлов О.Н. Державин (ЖЗЛ). М., 1977. С. 216-219.
65 Мельников-Печерский А. На горах. В 2 т. Л., 1958. Т. 1. С. 338-340.
66 Ср.: Бостунич Г. Масонство в своей сущности и проявлениях. (Югославия), 1928. С. 35-36: 'В своем прекрасном по фактуре, но отнюдь неправдоподобном по идеологии, предсмертном романе 'Масоны' А.Ф. Писемский описывает нам вымирание масонства в России… Оттого и случилось что знакомый с масонством лишь по его роману читатель не только не видит в этом грозном явлении чего-либо антихристианского и преступного, но, наоборот, зачастую берется спорить с тем, кто принимает на себя неблагодарный труд раскрыть ему глаза…'
67 Е.Н. Котельников родился в 1774 г. или 1775 г. в семье станичного писаря Верхне-Курмоярской станицы, службу начал в 1789 г. и уже в 1800 г. стал есаулом. Был принят на службу в таможню на австрийской границе, но 24 декабря 1804 г. был разжалован в рядовые за пропуск контрабандного товара. 18 апреля 1815 г., обратив на себя внимание Барклая де Толли во время Отечественной войны 1812 г., был восстановлен в звании есаула. Знал польский, французский и немецкие языки.
68 Цит. по: Пыпин А. Библейская секта двадцатых годов // Вестник Европы. 1871. Март. С. 252.
69 Там же. С. 254-259.
70 Об определенном сходстве в посвящении у масонов и сектантов см.: Бонч-Бруевич В.Д. Сектантство и старообрядчество в первой половине ХIХ в.// Избранные сочинения в 2 т. М., 1959. Т. 1. С. 279-280.
71 Н. К истории масонства в России // Русская старина. 1907. Апрель. С. 113-114.
72 Там же. С. 216.
73 Там же. С. 219.
74 Там же. С. 221.
75 Там же. 1907. Май. С. 413.
76 Там же. С. 414-415.
77 Там же. С. 423.
78 Там же. С. 426-427.
79 См.: Из бумаг графа Мамонова. Из писем и показаний декабристов. Критика современного состояния России и планы будущего устройства // Под ред. А.К. Бороздина. СПб., 1906. С. 145-149.
80 Шильдер Н.К. Два доноса в 1831 г. // Русская старина. 1898. Декабрь. С. 522.
81 Цит. по..: Ч-въ. Михаил Леонтьевич Магницкий. Новые данные к его характеристике // Русская старина. 1875. Ноябрь. С. 485.
82 См.: Шильдер Н.К. Два доноса в 1831 г. //Русская старина. 1899. Январь. С. 69.
83 Там же. С. 75-76.
84 Там же. С. 80.
85 Там же. С. 87.
86 Там же. 1899. Февраль. С. 296.
87 Там же. 1899. Март. С. 623.
88 См.: Там же. С. 625. Магницкий напрасно беспокоился: николаевская цензура бдительно следила за изданием еврейских книг. Приблизительно в это время братья Шапиро пытались печатать каббалистические книги без разрешения цензуры, за что и были подвергнуты наказанию шпицрутенами, и один из братьев умер под розгами. См.: Зельцер. Липман. Из семейных воспоминаний //Еврейская старина. 1907. С. 23- 43.
89 См.: Шильдер Н.К. Два доноса в 1831 году//Русская старина. 1899. Март. С. 629.
90 Цит. по: Магницкий М.Л. Дума при гробе гр. Сперанского //Русская старина. 1883. Ноябрь. С. 329.
63
Глава вторая
ВЕЛИКАЯ ТАЙНА ФРАНКМАСОНОВ ЕВРЕЙСКИЙ ВОПРОС И РУССКАЯ ЛИТЕРАТУРА
До XIX в. стереотип еврея, созданный в мировой литературе писателями-христианами, независимо от их национального происхождения, строился на вполне определенных мифологемах. Литературные образы евреев обладали двойственной природой: с одной стороны, ветхозаветная история определяла 'высокий штиль' изображения, а с другой – евангельская традиция навязывала 'низкий штиль'. Апостол-предатель Иуда Искариот, за тридцать сребренников предавший Христа в руки гонителей, – прообраз многих 'родовых черт': изменничества, двурушничества, сребролюбия, аморальности, трусливости, доносительства. Характерно, что образ еврея в нехристианских литературах арабского мира этих мифологем не содержал1.
В русской литературе XIX в., бурно осваивавшей европейские образцы, естественно, еврейский тип был калькирован с уже известных характеров, созданных Чосером, Данте, Шекспиром, Мольером, Байроном, Гёте и многими другими. Вместе с тем многочисленные литературные обработки библейских образов, псалмов, сюжетов так или иначе способствовали тому, что в ряде произведений с оппозиционной ориентацией образ еврея (Израиля) оказывался носителем вполне определенных революционных идей (например, 'Зерубавель' В. Кюхельбекера, отдельные псалмы-подражания Ф. Глинки, 'Испанцы' М. Лермонтова и др.).
Однако эти своеобразные филосемитские попытки были исключением. Действительно, обнаружив в 'Черной шали' (1820) А.С. Пушкина словосочетание 'презренный еврей' и строчки 'Я дал ему злата и проклял его', легко прийти к выводу о 'неизменно резко отрицательном' отношении великого русского поэта к 'жидам': 'Неприязнь Пушкина – бессознательная, инстинктивная, нерассуждающая' 2. Однако, во-первых, Пушкин не случайно указал 'протограф' – 'молдавская песня' (так что 'я' в 'Черной шали' принадлежит не россу, а молдаванину); во-вторых, 'презренный еврей', которому 'дал злата' и которого 'проклял' субъект песни, вряд ли мог к нему постучаться по своей инициативе (хотя бы по причине характера ревнивца и убийцы: сравните с образами Гирея в 'Бахчисарайском фонтане' и Алеко в 'Цыганах'); в-третьих, в 'интернационале' песни (молдаванин, гречанка, еврей, армянин) все действующие лица, включая раба, – образы отрицательные, хотя и романтизированные. О дистанции между реальным автором и субъектом песни говорить не приходится, если, конечно, не считать, что все 'персонажное' является одновременно и 'авторским'.
Другим примером, 'доказывающим' антисемитизм Пушкина, обычно считают образ Соломона в 'Скупом рыцаре'. Но здесь, так же как и в 'молдавской песне', дело вовсе не в 'рутинном понимании характера' 3, а в западноевропейском 'штампе' образа ростовщика-еврея. Однако Пушкин придал Соломону не только мудрость, но и психологически точное понимание сыновней ненависти, доведенной до крайности и реализованной в последующих сценах. Так что предложение расправы с помощью яда характеризует не столько 'нрав' ростовщика, сколько пророчески им угаданную готовность сына на отцеубийство.
Еврейская тема представлена у Пушкина в художественных разработках – в 'Черной шали' и 'Скупом рыцаре', в 'Гавриилиаде' и 'В еврейской хижине лампада…', в 'Когда владыка ассирийский…' и в эпиграмме на Булгарина ('Будь жид, и это не беда…'). Наброски стихотворения 'Ты просвещением свой разум осветил…', по всей видимости, одно из посвящений А. Мицкевичу, он каким-то образом связал с концовкой предисловия польского поэта к третьей части 'Дзядов' 4. При этом важно отметить тот факт, что, как только к контексту присоединяется евангельская мифологема, смысл понятий 'жид' и 'еврей' оказывается отрицательным (исключение составляет, пожалуй, набросок 1836 г. 'Как с древа сорвался предатель ученик…', в котором образ Иуды Искариота ни разу не оттенен национальностью), зато в свободных от нее ситуациях оба понятия оказываются нейтральными. Думается, что отношение Пушкина к евреям не было окрашено в антисемитские или филосемитские тона. Достаточно напомнить авторскую строчку из 'Братьев разбойников' ('Меж ними зрится… в черных локонах еврей') и 'персонажную' ('Идет ли… богатый жид иль
