обязать евреев носить специальные знаки. В конце следующего столетия в Польше имели место первые процессы по поводу осквернения святых даров и ритуальных убийств. В 1454 году король Казимир Ягеллон отменяет часть привилегий евреев, по-видимому, уступив настояниям папского легата Иоанна де Капистрано. Тридцать лет спустя произошло изгнание евреев из Варшавы, затем последовало изгнание из Кракова, а также попытка полного их изгнания из Литвы.
Таким образом, с задержкой в несколько столетий, что соответствовало общему разрыву в интеллектуальном и экономическом развитии между Востоком и Западом Европы, история, казалось бы, начинает повторяться, однако для судьбы польских евреев она повернулась совсем другой стороной. Это не означает, что враждебные чувства польского или славянского населения возникли и стали проявляться на практике с большим опозданием. Напротив, они оказались, если это вообще возможно, еще более бурными, чем в других странах. Но экономические и даже административные условия, позволившие евреям столь быстро укрепить свое положение, были настолько прочными и глубоко укоренившимися в социальных структурах страны, что вплоть до нового времени их устранение оказалось невозможным. В противоположность тому, что происходило на Западе, где сравнительно низкая численность евреев в конечном итоге облегчила их экономическую интеграцию и культурную ассимиляцию, существование на Востоке Европы сформировавшегося социального класса евреев привело к возникновению здесь настоящей самостоятельной народности.
Если обратиться к истокам этого специфического различия, то, по-видимому, прежде всего следует иметь в виду постоянный приток изгнанников, прибывающих с европейского Запада, что позволило евреям прочно и в широком масштабе утвердиться в коммерческой и финансовой сферах в ту эпоху, когда им еще не приходилось сталкиваться с какой-либо конкуренцией, если только не считать конкуренции со стороны немецких переселенцев, таких же эмигрантов, как и они сами.
Этот поток беженцев увеличился еще больше после избиений во время эпидемии черной чумы. Показательно, что, за исключением пограничных с Германией территорий, польские евреи в это время не пострадали. В той мере, в какой мы располагаем для этой эпохи статистическими данными, можно сделать предположение, что в XV веке их число уже приближается к ста тысячам. К этой цифре, конечно, следует относиться с осторожностью, но первая систематическая перепись населения, предпринятая в 1765 году, показывает, что евреи составляли 10 процентов населения страны. Имея столь солидную демографическую базу, они осваивают все профессии, монополизируя некоторые из них, и самоорганизуются в некоторое подобие государства в государстве. Эта организация приобретает в XVI веке окончательные формы, так что с этого времени Польша на века становится главным мировым центром иудаизма. Не задерживаясь на тех несчастиях, кстати не слишком заметных, которые им довелось пережить в ранний период их истории, поскольку они не представляют большого интереса для нашего рассказа, мы сейчас рассмотрим образ жизни и социальную организацию польских евреев, начиная со времени их расцвета.
* * *
«В этих областях можно встретить большое количество евреев, которые не сталкиваются с презрением, как в других местах. Они не живут в унижении, занимаясь только самыми презренными профессиями. Они владеют землей, занимаются коммерцией, изучают медицину и астрономию. Они владеют большими богатствами и не только входят в число достойных людей, но иногда даже занимают среди них доминирующие позиции. Они не носят никаких отличительных знаков, и им даже разрешается иметь при себе оружие. Короче говоря, они имеют все гражданские права. «В таких словах папский легат Коммендони описывал положение польских евреев в 1565 году. В самом деле, не может быть никакого сравнения между положением польских евреев и их гораздо менее счастливых единоверцев в других европейских странах.
Они не жили в гетто: самое большее, это мог быть определенный квартал или улица по их выбору. Спектр их профессий был максимально широк, поскольку он включал не только все виды коммерческой деятельности и ремесла, но также важные административные функции (отдача на откуп сбора налогов и таможенных сборов), промышленность (эксплуатация соляных копей и лесов) и даже сельское хозяйство (в качестве управляющих или имеющих собственные владения). Это означает, что определенная часть польских евреев, которая, и это следует немедленно подчеркнуть, постоянно возрастала, проживала в сельской местности.
Известное число богатых евреев, банкиров знати, стали собственниками крупных земельных владений, иногда даже целых деревень. Другие были управляющими, поставщиками, коммерческими агентами польской знати – шляхты. «У каждого пана свой еврей», – гласила старинная польская поговорка. Этих евреев, если угодно, можно называть «придворными евреями»; конечно, это были совсем маленькие дворы, учитывая анархическую раздробленность власти в тогдашней Польше. Другие были крупными негоциантами, импортерами и особенно экспортерами леса и пшеницы, кожи и мехов. Но большинство было мелкими торговцами, ремесленниками, которым приходилось выдерживать конкурентную борьбу с нарождающейся польской буржуазией, а в деревне они могли быть содержателями постоялых дворов, розничными торговцами, а иногда даже простыми крестьянами. В целом, вполне справедливо сделать вывод, что они образовывали в Польше целый социальный класс, тот самый средний городской класс, который в этой стране появился с таким опозданием.
Последняя отличительная черта: вопреки той исключительной гибкости и пластичности, которую проявляли в прошлом их предки, быстро переходя на разговорный язык различных европейских стран, в которых они оседали, польские евреи продолжали употреблять немецкий язык, превратившийся в идиш. Трудно сказать, была ли эта особенность вызвана их численностью и высокой долей среди местного населения, культурным превосходством тех стран, откуда они пришли, или же возросшим уровнем их самосознания, той безграничной привязанности к своему наследию, которую приобрели немецкие евреи, пережившие неисчислимые бедствия. Скорее всего следует говорить о сочетании этих трех факторов; но как бы то ни было, эта языковая особенность создавала дополнительную преграду между ними и их христианскими соседями.
Если принять во внимание все вышесказанное, то нет ничего удивительного, что польские евреи могли пользоваться очень высоким уровнем внутренней автономии, причем не только на местном, но даже и на национальном уровне. Они практически полностью осуществляли самоуправление в соответствии с конституцией, которую можно квалифицировать как базирующуюся на принципах обычного права и федерализма. Основу составляла община, или кагал, что соответствовало территориальному округу. Она включала как евреев, проживающих в сколько-нибудь значительном городе, так и тех, кто живет в его окрестностях. Управление кагалом было организовано по олигархическому принципу: присяжные выборщики, чьи имена определялись жребием среди самых богатых и самых влиятельных членов общины, должны были ежегодно выбирать управляющих, которые были наделены обширными правами. В число их полномочий входили: сбор податей и налогов, внутриобщинная полиция и обеспечение общественного порядка, дела синагоги, т. е. организация богослужения и общественного обучения, которые были неразрывно связаны, а также контроль за рынком труда, весьма жестко регламентированным. В этой связи можно отметить, что только ремесленники, являвшиеся отцами семейств, имели право открывать новую мастерскую, и за исключением особых случаев это было запрещено выходцам из чужого кагала.
Партикуляристский дух кагалов проявлялся также в бесконечных «пограничных» тяжбах по поводу каких-нибудь мелких поселений или деревень, административная принадлежность которых оспаривалась: например, дело Заблудово, когда с 1621 по 1668 год вели тяжбу кагалы Гродно и Тыкоцина. Кагал также назначал раввина, которому принадлежала первостепенная роль, поскольку его моральный авторитет подкреплялся его полномочиями в юридическом отношении: он был полномочным президентом Юридической комиссии (Бет дина), или трибунала кагала. Другие избираемые комиссии, своего рода полублаготворительные, полурелигиозные братства создают баланс «протекционистским» тенденциям кагала и посвящают себя разнообразным задачам благотворительности и всеобщей еврейской
