снова находитесь в школе такого типа. Люди забыли, что музыка может тянуть вас вниз, и также может поднимать вас наверх. Соломенная музыка тянет вас вниз; она имеет дело с самым нижним центром вашего существа, с сексуальным центром. Она делает вас сексуальными; она порнографична. Она потеряла все высоты. Она безобразна — это действительно шум и больше ничего, шум, в котором вы тонете — джаз или другая поп-музыка. Это просто вид опьянения. Она настолько оглушительна, что вы теряете себя и думаете, что происходит нечто. Единственное, что происходит — это то, что вас все больше и больше тянет к земле, все больше и больше к животному в вас.
Старинная музыка, классическая музыка, имеет полностью противоположный эффект: она тянет вас наверх, она уводит вас из-под власти гравитации. Это часть левитации; вы начинаете взмывать все выше и выше. Она более медитативна. Она достигает ваших высших центров. Настоящая музыка — та, которая достойна называться музыкой — должна воздействовать на сахасрару — ваш седьмой центр, но очень редко гению удается достичь этого места, создав такую музыку. Но если затронут ваш сердечный центр — это более, чем достаточно. Если ваш сердечный центр начинает танцевать и вращаться, вы очень близки к медитации.
Точно так же, как музыка — это встреча тишины и звука, философия Пифагора — это встреча религии и науки. Его философская концепция заключается в этом великом синтезе. Он — один из величайших синтезаторов в мире: он всегда сводит полярные противоположности вместе и делает их взаимодополняющими. Он — великий мастер разрушения противоположностей. Где бы он ни нашел противоположное, он начинает искать нечто такое, что должно соединиться с ним мостом, и этот мост важен.
На протяжении веков религия и наука были в конфликте из-за того, что они не слушали Пифагора. Иначе это разделение никогда бы не произошло. А это разделение привело к одному из самых фатальных бедствий. Религия и наука боролись, как враги; веками церковь не позволяла науке развиваться и расти. Такие люди, как Галилей, Кеплер и другие, карались. Религия боялась науки. Это глупо, поскольку наука может только помочь религии, наука может только подготовить почву для внутреннего знания. Церковники, выступавшие против науки, просто поступали очень глупо- они не знали, что делают. Истину нельзя уничтожить; никто не может распять истину. Мало-помалу наука обрела почву, стала сильной — это хорошо, что она стала сильной. Но она стала поступать так же глупо, разрушая религию. &го стало отмщением. В течение трех столетий главным направлением научной мысли были попытки как можно сильнее разрушить религию. Ученые объявили, что Бог умер. Они объявили, что души нет. Они объявили, что загробной жизни нет. Они объявили, что у человека нет внутреннего бытия. Они низвели человека до уровня машины.
Человек потерял всякое величие. Человек более не мог чувствовать значительность. Именно из-за этого глупого научного подхода, этого мстительного подхода науки, из мира исчез всякий смысл. Люди просто влачат существование. Не стало поэзии — не стало возможности для поэзии, потому что без Бога мир не может быть космосом. Тоща это просто механический феномен; за ним не стоит сознание. Без Бога мир не может быть участливым; он не может быть вашей матерью — он вынужден быть нейтральным. Живы ли вы, или мертвы — природу вообще не беспокоит.
Наука создала идею природы, безразличной к человеку. Это ужасно, потому что человек так мал, а природа так огромна. И если это огромное существование абсолютно безразлично к вам, как вы можете чувствовать важность, значительность? Вы будете чувствовать себя чужаком, аутсайдером, чем-то случайным.
И наука стала настолько влиятельной, что даже философы стали придерживаться научного образа мышления — а он очень односторонний. Даже философы стали неспособны видеть это великое единство, тождество, существование являющееся домом. В современном философе нет никакой красоты по сравнению с Пифагором, Буддой, Сократом, Лао-Цзы, Заратустрой. Современный философ очень зауряден; он — не что иное, как профессор философии. Его философия — не наслаждение его жизни, это не песня, это не музыка. Единственное, чем он занимается — это лингвистический анализ. Современный философ — уродливое явление. Современная философия не содержит в себе философии жизни. Самое большее, это постоянные попытки дальнейшего оттачивания логики — но для чего? Все эти усилия выглядят бесполезными.
И современная философия стала просто тенью науки. Она утратила свою славу. Это больше не наука наук; она больше не королева.
С Пифагором философия была высочайшим пиком понимания, высочайшим полетом к истине. Одним крылом была наука, другим крылом была религия. Это были дни великих философов; миру выпало узнать действительно великих философов.
В Китае — Конфуций, Лао-Цзы, Чжуан-цзы, Мэн-цзы, Ли-цзы — все близкие современники Заратустры. В Индии — Гаутама Будда, Махавира, Пракуддха Катьяяна, Санья Вилетхи-путта, Макхли Гошал, Пурна Кашьяла и многие другие. В Греции — Пифагор, Гераклит, Сократ, Платон, Аристотель… И цепочка продолжается. В Иране — великий Заратустра. Двадцать пять веков назад мир увидел величайший взлет философии.
Теперь все, что вы найдете вместо философа — это просто жалкий субъект: профессор философии.
Я слышал историю:
Король людоедов решил открыть свою страну для туристов. Философ с мировой известностью, имевший особый интерес к примитивным обществам, загорелся желанием приобщить этих отсталых людей к своим исследованиям.
Прибыв в землю людоедов, философ потребовал частную экскурсию и личную аудиенцию с королем людоедов. Ему разрешили не только это: король людоедов лично сопровождал важного гостя по всем достопримечательностям, пока философ деловито набрасывал заметки в свой желтенький блокнот. На
исходе дня король обратился с предложением посетить самое почитаемое и священное сооружение своего народа.
— Это, — заявил он, — людоедский супермаркет.
Там, в блестящем современном здании, помещалась наиболее полная и разнообразная коллекция анатомических частей человека, собранных со всего мира.
Философ с энтузиазмом согласился осмотреть ее, и вскоре они пришли к зданию и вошли внутрь. Здесь, освещенные лампами дневного света, ряд за рядом тянулись витрины, отливающие хромом и стеклом. Внутри, аккуратно упакованные в прозрачный пластик, с отчетливо видной ценой, находились тысячи предметов: ноги, руки, кисти, уши, и т. д. Философ старательно делал заметки, пока они осматривали супермаркет.
Наконец они достигли места, которое король людоедов назвал наиболее ценным отделом — отдела человеческих мозгов. Поскольку они шли по проходу медленно, философ записал надписи целиком: 'Мозг геолога — десять центов фунт'… 'Мозг миссионера — двадцать центов фунт'… 'Мозг бизнесмена — один доллар за фунт'… 'Мозг генерала — десять долларов за фунт'. Самый последний образец лежал в отдельной витрине, и его надпись была особенно внушительной: 'Мозг философа, — гласила она, — пятьдесят долларов за фунт!'
Философ едва смог скрыть восторг. Не в силах удержаться, он повернулся к королю людоедов и самодовольно поинтересовался, как могло так произойти, что из всех товаров супермаркета самым дорогим оказался мозг философа?
— Ну что вы, глубокоуважаемый, — сказал король людоедов, знаете ли вы, как много философов нам пришлось убить, чтобы набрать фунт мозгов?
Современная философия и современный философ просто бесполезны. Они утратили свои вершины; они более не направлены в запредельное. Это ни наука, ни религия. Сегодня это — просто очень запутанное дело.
Для Пифагора наука — это поиск истины в объективном мире, религия — это поиск истины в субъективном мире; а философия — это поиск истины. Поэтому наука и религия похожи на две руки или два крыла. Они не противоречат, но дополняют друг друга. И мир мог бы стать лучше, если бы мы вспомнили об этом снова.
Церковь, храм и лаборатория не должны быть врагами. Они должны сотрудничать. Тогда человек станет гораздо богаче. Сейчас, если он выбирает науку, он становится богатым внешне, но продолжает
