мокрому мху и быстро поползла в темноту, рискуя вмазаться лбом еще в одно дерево. Проклятие! Не видно ни зги! В тот момент, когда произошло нападение, я смотрела в огонь костра, и теперь потребуется несколько минут на то, чтобы зрачки сузились, и я смогла бы хоть как-то ориентироваться, различать хоть какие-нибудь силуэты. А у этих сволочей инфракрасные датчики. Я перед ними как на ладошке. Сдаваться?
— Прекрати, Марина! — Снова все тот же тоненький скрип. Как у циркулярки. У ментов не нашлось кого-нибудь с голоском поприличнее. И где их мегафоны? — Лес окружен! Ты вынуждаешь нас применять силу, стрелять по ногам!
Я затаилась и внимательно слушала. И понимала, что имею дело с обычными дилетантами, — скорее всего, с солдатами, которые случайно заметили, как я переправляюсь через речку и решили, дождавшись темноты, брать меня своими силами. Не привлекать к этому ОМОН или спецназ. Справиться только своими силами. Самим снять все пенки с варенья. Захапать только себе все награды и поощрения, обещанные за мою поимку. Самоуверенные идиоты! Была бы здесь хоть парочка профессионалов, они без проблем повязали бы меня еще тогда, когда сидела, расслабленная и потерявшая бдительность, у костра. А теперь… Ну что, устроить им геморрои? Чтобы не за-знавачись? Чтобы учились соразмерять свои амбиции со своими силенками…
— Мы имеем право, в случае оказания сопротивления, не брать тебя живой. Так что медленно возвращайся к костру, брось под ноги пистолет и положи ладони на голову, — продолжал вещать скрипучий тоненький голосок.
…И где только такой отыскали?.. Нет, от войны в этом темном лесу мне лучше отказаться. Что я выиграю, если попытаюсь прорваться? Только то, что меня действительно подстрелят. Эти уроды сделают это, ничтоже сумняшеся. Хотя бы из-за того, что сейчас дружно трясутся от страха в этом мрачном дождливом лесу. Рядом с безжалостной разбойницей, вооруженной ПМ. Черт с ними! Действительно, от греха лучше сдаться. А то еще схлопочу пулю в колено и останусь хромой на всю жизнь.
— Сколько вас там, героев? — звонко спросила я, поднимаясь на ноги.
— Тебе хватит, — проскрипели из соседних кустов.
Я хмыкнула и вернулась к костру. Швырнула под ноги пистолет.
— Два шага в сторону! Лечь! Руки за голову!
Идиоты, устраивают какое-то глупое шоу! Насмотрелись полицейских боевиков… Я отошла от «пээма» и легла на мокрую хвою. Сцепила руки замком на шее за головой…
— Ликуйте, вояки, — прошептала себе под нос и приготовилась к тому, что меня сейчас начнут обыскивать и связывать. Веревками. Навряд ли у этих разведчиков найдутся наручники… Проклятие! Так глупо попасться, когда, казалось, что уже всех оставила с носом. — Где вы там? — спросила я. И, кажется, собралась обернуться и посмотреть…
Это последнее, что получилось вынести в памяти из этого вечера у костра. Потому что сразу следом за этим на мой затылок обрушился страшный удар.
И дождливая ночь рассыпалась на миллионы мелких осколков.
И комары сразу же перешли в атаку. Им очень хотелось набить себе брюхо моей красной кровушкой. Впрочем, не только им…
Отключка… Амнезия… Разламывающаяся от боли башка… Руки, крепко связанные за спиной… Ноги, тоже связанные, но так, чтобы я могла идти. Не бежать, а только идти меленькими шажками…
По прежнему шумел в лесу дождь… Ночь уже отступила, и ее место занял мрачный и мутный рассвет… Костер почти догорел, и было холодно. Правда, кто-то позаботился обо мне и накинул на плечи Лейлину куртку…
Я сидела на земле, оперевшись спиной о ствол елки, под которой провела вчерашний вечер. И медленно приходила в себя, словно очнувшись наутро после оглушительной пьянки. И безуспешно пыталась склеить всплывающие иногда на поверхность памяти обрывки событий, которые произошли накануне. Много чего произошло. Ох как много! Заложники в Подберезье… эквилибристика на товарном вагоне… переправа через холодную речку… А дальше? Что было дальше?.. Как я очутилась в этом лесу?.. Кто связал меня?.. Где мой пистолет?..
— Что, очухалась, сучка?
Я подняла взгляд и заставила себя оторвать голову от шершавого ствола ели. Это вызвало такой взрыв боли в затылке, что я не выдержала и застонала. И зажмурила глаза. А того, кто задал мне вопрос, так и не разглядела. Для этого надо было еще чуть-чуть повернуть голову в сторону. А у меня на это не было сил. И вообще, все это было до одури больно. Господи, и отчего так разламывается башка? И тошнит… И в мыслях какой-то невообразимый сумбур… Однажды в школе на «последнем звонке» я напилась, и утром со мной было что-то похожее. Но не пьянствовала же я здесь вчера? В этом лесу? Когда по всей округе меня разыскивают менты и солдаты?
Нет, не пьянствовала. Я очень замерзла, когда плыла через речку. И спряталась в этом лесу. Выжала вещи. Потом разложила костер. И грелась возле него. И собиралась ложиться спать, когда высохнет куртка. Но меня окружили солдаты. Пришлось сдаваться…
Вспэмнила! Все вспомнила! Эти уроды чем-то шарахнули меня по башке… О Господи, и как же она болит… Да, точно, шарахнули по башке. И какого же дьявола?!! Боялись, что без этого со мной справиться не удастся?
— Падымайси-и-и! — Меня пнули ногой.
А я узнала вчерашний голос из темноты, скрипучий и тоненький. Интересно, и какому ж кастрату он принадлежит?
— Сейчас… — Подняться не было сил. Сделать это в ближайшее время я не смогу, пусть меня хоть, убивают. Я даже не в состоянии открыть глаза. Впрочем, надо попробовать. Посмотреть, что за недоносок там пинает меня.
Я размежила веки, сконцентрировала взгляд на своих кроссовках. Потом перевела его в сторону. Чуть вверх… И даже вздрогнула, пораженная. Подумала, а не мерещится ли мне все это? О, черт!
Передо мной стоял карлик. Самый настоящий карлик. Ростом чуть выше метра, с непропорционально короткими кривыми ножками, большой головой и дебильным детским личиком. Понятия не имею, сколько ему лет. Где-то от двадцати до пятидесяти. Или меньше? Или больше?
Карлик был наряжен в линялую, когда-то зеленую, а теперь светло-салатную болониевую куртку, камуфляжные брюки и красные резиновые сапожки. В короткопалой руке он держал охотничью двустволку, которая, если ее поставить стоймя, оказалась бы одного роста с хозяином. На круглую, словно шар, голову была натянута кепочка с синим целлулоидным козырьком и почти полностью выцветшей надписью «Leningrad»…
Я снова зажмурила глаза. И тяжко вздохнула.
…Кепочка из моего детства. Лет пятнадцать назад, когда я была еще совсем маленькой, у отца была точно такая же, с прозрачным козырьком и изображением кораблика со шпиля Адмиралтейства. Последний раз я видела ее, когда нам выделили около кладбища участок под огород. Мы с отцом смастерили пугало, чтобы гонять ворон, которые нахально клевали нашу клубнику. На голове этого пугала красовалась уже списанная по сроку давности кепка с треснувшим козырьком и выцветшей надписью «Leningrad»… Кажется, клубники в том году мы так и не поели. Плевать хотели вороны на наше нарядное пугало — они давно адаптировались ко всем маленьким человеческим хитростям.
— Падымайси, сказал. — Мерзкий карлик еще раз пнул меня своим резиновым сопожком, но я даже не приоткрыла глаз. Мне все сейчас было до фонаря — и менты, и солдаты, и карлики. Боль в голове и тошнота стянули к себе все мои чувства, вытеснили из меня все желания и инстинкты. Стопроцентная отрешенность… Полнейшая апатия… Случись сейчас всемирный потоп, я бы только возблагодарила за это судьбу и покорно пошла бы ко дну, радуясь тому, что избавилась от мучений. — Падымайси-и-и!
— Да пошел ты!
Карлик, кажется, понял меня буквально и куда-то отправился. Я услышала шорох травы под его ногами. На несколько секунд меня оставили в покое. Потом рядом снова послышалось шебуршание. Я приоткрыла глаза и увидела, как мой недоросток-конвойный длинной палкой выкатывает из костра под дождик недогоревшие головни. В этот момент он был похож на шимпанзе, которого нарядили в
