Есть два типа человеческого ума. Один – острый и блестящий в работе и в обществе. Другой – умеющий не выделяться, посторониться, когда это нужно, дать дорогу более достойному, вовремя промолчать и незаметно, без шума помочь. Первый ум ценят, второй любят.
В библиографии – деятельности скромной – ценен только второй ум. Умный библиограф – тот, который не сообщит лишних сведений, будет стремиться не к показной, а к истинной полноте сообщаемых данных, все наиболее ценное он соберет, не пропустит ничего значительного, особенно если это ценное и значительное запрятано в каком-нибудь редком издании, труднодоступном, легко ускользающем от внимания специалистов. Но самое главное, такой библиограф будет строго следовать 'жанрам' библиографии, ясно обозначенным задачам своего труда – для кого и для чего: библиография рекомендательная, библиография научно-вспомогательная. Библиографический указатель 'не терпит' промежуточных форм и неясных задач, глупой перегруженности или, напротив, пропусков хотя бы одного забытого, но нужного труда, справки, сведения.
Не мимо цели, а прямо в цель!
В детстве я любовался соревнованиями лучников. Каким умелым движением натягивается тетива, как вовремя она спускается, чтобы рука не устала и не дрогнула. Это не спорт, это сама поэзия.
Хороший библиографический труд – это сотни попаданий в цель. Он по-своему красив: как изящно найдены и удачно, без пропусков подобраны данные! Библиограф должен быть в своей, работе элегантен.
Когда я был еще студентом и занимался в Публичной библиотеке в Ленинграде, там работал удивительный знаток русской книги, постоянно живший в России француз Ларонд. Он приходил на работу в библиографический отдел в накрахмаленной белейшей рубашке (это в первой половине 20-х годов!), и его розовые щеки, покрытые короткой щетиной белой бороды, как бы символизировали жизнерадостность и праздничность библиографической работы. Он трудился, как хирург, в белом халате и щеголял точностью. Без лишних слов, коротко и деловито выдавал он справки, точно оброненный платочек подавал даме. Он в равной степени был корректно вежлив со студентом и маститым ученым. Казалось, что с нами он был даже вежливее: ведь мы имели право на любые вопросы, а маститый ученый – не всегда. Его работа была действом. И такими же изящными были его библиографические справочники. (Впоследствии он, кажется, заведовал русским отделом в Библиотеке Британского музея.) Работа в Публичной библиотеке была для него длительной школой, а выдача библиографических справок – своеобразной тренировкой, тренировкой в научной меткости.
Библиография – удивительная область деятельности: ока воспитывает абсолютную точность, эрудицию и основательность, основательность во всех смыслах. Без нее не могут развиваться не только литературоведение, искусствоведение, языкознание, история, но и любая другая наука. Это почва, на которой растет современная культура.
Мне близки интересы науки в наших маленьких городах и селах. Для этого я организовал и ежегодник 'Памятники культуры. Новые открытия'. В этом ежегоднике мы печатаем исследования музейных работников тех мест, которые сейчас принято называть периферией.
Какие интересные научные работники живут в наших маленьких городах, работают в местных музеях, школах, педагогических институтах! И работы присылают интереснейшие. Особенно часто присылают мне работы по 'Слову о полку Игореве'. Но, бог ты мой, как много приходится возиться с этими работами! И всегда в них один и тот же недостаток – незнание литературы вопроса. Открывают уже открытое или не знают прямо по этому вопросу написанные исследования. Нельзя за это винить наших авторов: библиотеки малы, книг мало, а самое главное – нет новых научно-вспомогательных указателей. Хорошо составленный научно-вспомогательный (а не рекомендательный) указатель заменяет огромнейшие библиотеки. Получить нужную книгу по междугородному библиотечному абонементу совсем не трудно. Трудно другое – узнать о существовании нужной книги.
Кому не интересна книга Олжаса Сулейменова 'Аз и я' (Алма-Ата, 1975). Многие стремятся ее прочесть. Но насколько эта книга была бы достойнее своего автора, если бы он знал научную литературу по тем вопросам, о которых пишет. Ведь Сулейменов даже не подозревает, что концепция его во многих пунктах повторяет концепцию 'Слова о полку Игореве' Андрея
Николаевича Робинсона, которую он излагал и в книгах, и на международном съезде славистов. Не знает он и 'Словаря-справочника 'Слова о полку Игореве' (сост. В. Л. Виноградова), уже много лет выходящего в издательстве 'Наука', не знает работ Карла Менгеса, П. М. Мелиоранского, В. А. Пархоменко, М. Д. Приселкова и других, иначе он не отзывался бы так презрительно и высокомерно о русской науке и о 'слововедении' в целом.
Библиографические работы – это важнейшие замены больших домашних и общественных библиотек. Один хороший указатель дома ценнее тысячи томов. Это я знаю очень хорошо по собственному опыту.
А опыт мой был таков. В юности мне досталась библиотека неслыханной ценности (не буду рассказывать ее истории). Квартира у нас была большая, и библиотека размещалась не только на полках, но и просто в ящиках. Были там книги начиная с XVI в.: альдины и эльзевиры (например, сочинения Цицерона во многих небольших томах), первое издание 'Слова о полку Игореве', 'Апостол' Ивана Федорова, Библия Пискатора, дворянские семейные альбомы начала XIX в., списки 'Путешествия' Радищева и 'Горя от ума', десятки альманахов, рукописные иллюминованные китайские и персидские книги, первое издание 'Двенадцати' Блока и второе – с рисунками Юрия Анненкова, юбилейные издания Данте в деревянном переплете, английские издания Шекспира, напечатанные на 'индиа пейпер' – тончайшей, но непросвечивающей бумаге, редчайшие издания футуристов, выпущенные в нескольких экземплярах на обойной бумаге, – всего не перечислишь. Я 'купался' в этих книгах и думать не думал о библиографии. Потом отец отдал все это богатство (он был инженер-электрик и как патриот понимал ценность книг для государства), отдал все 'под чистую': даже некоторые мои книги, купленные мной для работы.
Домашней библиотеки не стало. Я нуждался, нуждалась и наша семья, покупать книги можно было редко. И вот тут я стал библиографом. Я составлял списки литературы, еженедельно посещая выставки новых поступлений в Публичной библиотеке, она еще не называлась тогда 'имени М. Е. Салтыкова- Щедрина'. Посещал я и еженедельно сменявшиеся выставки новых поступлений в Библиотеке Академии наук. И вот эта работа 'библиографа для себя' дала мне во многих отношениях больше, чем собственная библиотека, в которой были редкости, но не было всего, что было нужно для начинающего ученого.
И вот мой совет. Пусть те, кто гоняется сейчас по книжным магазинам и покупает разные книги 'одноразового употребления', чтобы прочесть и отложить, гордятся не своими библиотеками, а своими картотеками (получилось в рифму и почти как афоризм) и собранными у себя справочными пособиями, в том числе и библиографическими. Дома должна быть справочная библиотека, дома должны быть библиографические указатели и словари, дома должны быть хорошо составленные личные библиографические картотеки. По подбору книг видишь культуру их обладателей. Если на полках стоят подписные тома (кроме любимейших и перечитываемых авторов), но нет справочных, библиографических изданий, владелец их – таких библиотек 'напоказ' – показной интеллигент, и только…
Пусть будет мода не на книги вообще, а на издания справочные и по преимуществу библиографические.
Я за моду. Она вносит праздничность в нашу жизнь, но мода должна быть умной и полезной.
Будем помнить: дома нужнее всего библиографические справочники, в науке библиография – нужнейшее подспорье; в маленьких городах библиографические издания во сто раз необходимее, чем в центре, и владелец такой библиотеки может смело не считать себя 'провинциалом'. Слава библиографическим трудам и слава библиографам!
…Как жаль, что среди молодых библиографов есть и такие, которые лишены 'библиографического патриотизма'. Принадлежностью к семье библиографов надо гордиться. Библиограф должен высоко держать голову над своим белейшим крахмальным воротничком.
Мир на Куликовом поле
