относительно слабая форма шизофрении, но тем не менее это все-таки психоз, который необходимо лечить в Федеральной клинике. Мне хотелось бы снова увидеться с вами, когда вы вернетесь обратно из Канзас- Сити: я знаю, что улучшение в вашем состоянии будет феноменальным. — Он улыбнулся мне с искренней теплотой, и я улыбнулся ему в ответ. Он встал, протянул мне руку, и мы обменялись рукопожатием.
Путь в клиннику им. Кэзэнина, Канзас-Сити, был мне открыт.
На формальном допросе при свидетелях доктор Найси представил меня присутствующим, задавшим мне вопрос, существует ли какая-либо причина, препятствующая моей немедленной отправке в Канзас-Сити. Из-за этих сухих формальностей я уже было стал беспокоиться насчет финала моих заключений. Доктор Найси дал мне двадцать четыре часа на завершение моих дел, однако я отклонил его предложение, так как хотел отправиться немедленно. В конце концов мы сошлись на восьми часах. Персонал доктора Найси забронировал мне билет на самолет, а я уехал из Бюро на такси, чтобы вернуться в Онтарио, пока не настанет время отправляться в путешествие на восток.
Я велел таксисту везти меня в дом Мори, где оставил кучу своих вещей. Вскоре мы добрались туда, и я постучал в дверь.
Дома не оказалась никого, я попытался подергать за дверную ручку: дверь не была заперта. И я вошел в тихий, покинутый дом.
Там, в ванной, была кафельная мозаика, над которой трудилась Прис в ту первую ночь. Сейчас она была готова. Я немного постоял, уставившись на нее, поразительную по цветам и рисунку: там была и русалка, и рыба, и осьминог со светлыми глазами из обувных кнопок: она, в конце концов, закончила его.
Один голубой кусочек кафеля расшатался, и я, не повредив, выколупал его из мозаики, оттер липкий раствор с его обратной стороны и положил осколок в карман.
— На случай, если я забуду тебя, — подумал я. — Тебя и твою мозаику в ванной, твою русалку с розовыми сосками, многие твои милые и чудовищные создания, кишащие под водной гладью, в вечной и спокойной глубине... Прис сделала линию над моей головой, на высоте почти что восьми футов — над ней было синее небо, совсем немного неба: в этой творческой схеме оно не играло никакой роли.
И вдруг я услышал, как кто-то стучит и громко топает. Кто-то гнался за мной, однако я не двинулся с места. Подумаешь! Я ждал, и вдруг, тяжело дыша, ввалился Мори Рок: увидев меня, он встал как вкопанный.
— Льюис Роузен, — сказал Мори, — и в ванной...
— Я уже ухожу.
— Соседка позвонила мне в офис: увидела, как ты подкатил на такси и вошел в дом — она знала, что я на работе.
— За мной шпионили, — для меня это не было неожиданностью. — Они все так делают, куда бы я ни пошел. — Я продолжал стоять, держа руки в карманах и глазея на разноцветную стенку.
— Она просто подумала, что я должен об этом знать. Я так и подумал, что это, наверное, ты. — Наконец он заметил мой чемодан и вещи, которые я собрал. — Ты и правда опупел: только что вернулся из Сиэтла, — постой-ка, когда же ты прилетел-то? Кажется, не ранее чем сегодня утром, и уже собираешься куда-то еще.
Я сказал:
— Мне надо ехать, Мори, это закон.
Он уставился на меня, и челюсть у него стала отвисать, наконец он вспыхнул:
— Прости меня, Льюис, я хочу сказать — за то, что я сказал, что ты опупел...
— Да все в порядке, но ты прав. Сегодня я не справился с тестами. Члены комиссии уже меня обслужили...
Закрыв наконец рот, он проворчал:
— Кто тебя туда отправил?
— Отец с Честером.
— Мать твою! Родная кровь...
— Они спасли меня от паранойи. Послушай, Мори, — я повернулся к нему лицом, — ты не знаешь, где она?
— Ей-богу, Льюис, если бы знал, то сказал бы тебе. Несмотря на то что тебя записали в психи.
— Знаешь, куда они меня отправляют на лечение?
— В Канзас-Сити? Я кивнул.
— Может быть, ты ее там найдешь. Возможно, психиатрическая служба уже ее сцапала и отправила обратно, а мне об этом забыли сообщить.
— Ага, может, и так, — согласился я. Он подошел ко мне и огрел по спине:
— Ни пуха ни пера, ты, сукин сын. Я знаю, ты из этого выберешься. Осмелюсь предположить, у тебя всего лишь «шиза» — и больше ничего.
— У меня шизофрения «Магна Матер». — Я полез в карман, достал осколок кафеля, показал Мори и сказал: — Чтобы помнить о ней. Надеюсь, ты не в обиде: в конце концов, дом — твой и мозаика тоже.
— Возьми себе. Возьми всю рыбину. Забирай русалочью титьку, — и он направился к русалке. — Без дураков, Льюис: сейчас мы расшатаем эту розовую штуку и ты сможешь носить ее с собой, договорились?
— Замечательно.
В неловком молчании мы смотрели друг на друга. Спустя некоторое время Мори спросил:
— Как ты себя чувствуешь теперь, будучи шизофреником?
— Плохо, Мори, очень- очень плохо.
— Я так и думал, — так всегда и Прис говорила. Она была счастлива от этого избавиться.
— Моя поездка в Сиэтл — это был первый симптом болезни. Они называют это кататоническим возбуждением, ощущение спешки, ощущение того, что тебе необходимо что-то сделать. Это всегда оборачивается против тебя: ты ничего не можешь сделать. Ты ясно отдаешь себе в этом отчет, тогда тебя охватывает паника и вот он, пожалуйста — психоз. Я слышал голоса и видел... — Я замолчал.
— Что ты видел?
— Прис.
— Господи, — простонал Мори.
— Ты меня отвезешь в аэропорт?
— Да, дружище, конечно. — Он энергично закивал.
— Мне не надо никуда ехать до позднего вечера. Поэтому, может, пообедаем с тобой. Мне не хотелось бы снова встречаться с родными после того, что случилось: мне стыдно, что ли...
Мори сказал:
— Как ты можешь так разумно говорить, если у тебя шизофрения?
— Просто сейчас я расслаблен, ничто на меня не давит, поэтому я могу сфокусировать свое внимание. Вот что такое — приступ шизофрении, — ослабление внимания настолько, что процессы, происходящие в подсознании берут верх и занимают поле боя. Они полностью подчиняют себе сознание — эти архаичные процессы, архетипы, которые у нешизофреников отмирают в возрасте примерно пяти лет.
— И ты думаешь о сумасшедших вещах — ну, например, что все против тебя, а сам ты — центр Вселенной?
— Нет, — ответил я. — Доктор Найси объяснил мне, что так происходит у гелиоцентрических шизофреников, которые...
— Найси? Регленд Найси? Ну да, конечно: согласно закону ты должен был с ним встретиться. Это он с самого начала настоял на лечении Прис: он дал ей тест Выгодского—Лурье с кубиками, лично, в своем офисе. Мне всегда хотелось с ним встретиться.
— Великолепный человек. И очень человечный.
— Ты опасен?
— Только когда у меня помутнение рассудка.
— Значит, я могу покинуть тебя?
— Думаю, да, — ответил я. — Но мы с тобой еще вечером увидимся, здесь, у тебя дома, и пообедаем. Давай часиков в шесть: у нас тогда останется время, чтобы успеть на рейс.
— Могу ли я что-нибудь для тебя сделать? Может, дать тебе что-нибудь?
— Нет. Но в любом случае спасибо.
Мори еще немного походил по дому, потом я услышал, как за ним захлопнулась дверь. Дом снова погрузился в тишину. Я снова был один.
Немного погодя я стал опять неторопливо собирать свои вещи.
Мы с Мори пообедали, а потом он повез меня в своем белом «ягуаре» в аэропорт Буаз. Я смотрел в окно на пробегающие мимо улицы, и всякая женщина казалась мне похожей на Прис: всякий раз я думал так, но было совсем по-другому... Мори заметил, что я чем-то поглощен, однако ничего не говорил.
Персонал Бюро психического контроля заказал мне билет на рейс первого класса, новым австралийским реактивным самолетом «С-80». У Бюро, думал я, действительно масса общественных фондов, им есть что тратить... Перелет занял всего лишь полчаса, и вот мы уже приземлились в аэропорту Канзас- Сити. Не было еще и девяти вечера, когда я вышел из самолета, оглядываясь в поисках служащих клиники, которые должны были меня встретить.
У подножия лестницы ко мне подошли нарядно одетые в яркие, светлые плащи в шотландскую клетку, парень с девушкой. Это была моя группа: в Буаз меня предупредили, чтобы я искал людей именно в таких плащах.
—
— Совершенно верно, — ответил я, направившись через летное поле к зданию аэропорта.
Они шагали по обеим сторонам моей персоны.
— Холодновато сегодня, — сказала девушка. Я подумал, что им нет еще и двадцати: два юных ясноглазика, несомненно, участвуют в работе ФБПК из чистого идеализма и прямо сейчас выполняют свой героический долг. Они шагали бодро и весело, ведя меня к окну выдачи багажа и забавляя болтовней обо всем и ни о чем... Я чувсвовал бы себя раскованно, если бы при свете посадочных огней не заметил уже, что девушка удивительно похожа на Прис...
— Как вас зовут? — спросил я у нее.
— Джули, — сказала она, — а это Ральф.
— Вы... вы не помните больную, она лечилась у вас несколько месяцев назад, девушку из Буаз по имени Прис Фрауен-циммер?
— Извините, — ответила Джули, — мы оба работаем в клинике им. Кэзэнина всего с прошлой недели. — Она указала на своего товарища: — Мы только что, весной вступили в Корпус Охраны Психического Здоровья.
— Вам это нравится? — спросил я, — оправдала ли эта работа ваши ожидания?
— О, она страшно хорошо оплачивается, — с придыханием ответила девушка. — Разве не так, Ральф? — Он кивнул головой. — Мы не уволимся ни за какие блага мира.
— Вы что-нибудь обо мне знаете? — спросил я, пока мы стояли в ожидании тележки с багажом, чтобы забрать мои чемоданы.
— С вами будет работать только доктор Шедд, —
