– Разве доблестный боец может быть таким мелочным и прижимистым?
На что Рыбья Кровь беспечно отмахнулся:
– Моя доблесть не мой хозяин, а мой раб. Как хочу, так и делаю.
Чтобы еще больше подразнить арсов, он предложил им вместо одной тысячи дирхемов прибить на воротах крепости свой боевой щит. Посовещавшись, арсы сделали ответное предложение: поставить эту тысячу в качестве заклада на поединок между своим и короякским поединщиками. Причем так ловко назвали Дарника лучшим короякским поединщиком, что отказаться было все равно что признаться в личной трусости. Ставить слишком важное на один счастливый случай – последнее дело, Дарник сразу вспомнил свою игру в затрикий с купцом-бродником. Однако предложение арсов взбудоражило всех короякцев, каждый хотел, чтобы воевода нанес окончательный победный удар в их удачном боевом походе.
– Покажите мне вашего поединщика, – попросил Дарник.
Голован, руководивший выплатой виры, кивнул, и из группы арсов выступил крепкий детина, на вид вроде совсем не опасный. Но за его неторопливыми плавными движениями наметанный взгляд Дарника тотчас угадал взрывчатую стремительность и силу.
– Его победа надо мной, может быть, и стоит тысячу дирхемов, но моя победа над ним не стоит и пяти. – Воевода выдержал короткую паузу. – За пять дирхемов я готов сразиться с ним.
Теперь отступать было поздно уже арсам. Пять дирхемов, так пять. А какое оружие?
– Вы опоздали. Проливать мою кровь надо было раньше, – спокойно объяснил Дарник. – А теперь мы только всех повеселим. – И в качестве оружия он выбрал по две палки, имитирующие большие мечи.
Детина был ярко выраженным правшой – со щитом и мечом или со щитом и палицей с ним едва ли удалось бы сладить, а вот с двумя мечами или палками преимущество было на стороне Маланкиного сына. Они действительно всех здорово повеселили своим поединком. Детина пробовал одной палкой закрываться как щитом, а второй нападать, но никак не мог приладиться к ударам Дарника двумя палками одновременно. А тот игрался, раз за разом бил противника не по торсу или голове, а по пальцам, держащим палки, от чего детина всякий раз болезненно отдергивал руки, а зрители разражались хохотом. Потом с тем же успехом стал бить детину по щиколоткам и коленям, заставляя его все время подскакивать. Так и победил, ни разу не нанеся противнику сильного удара в голову или грудь. Под насмешливые возгласы короякцев Голован выплатил пять дирхемов и согласился на щит Дарника на воротах крепости в обмен на тысячу дирхемов.
В Липов тронулись следующим порядком: впереди ватага Жураня, затем обоз в сопровождении пешцев, а замыкали колонну конники Быстряна с колесницами Меченого – дабы понадежней прикрыть колонну. Предосторожность была излишней – лошадей у арсов почти не осталось, да и веры в то, что им удастся что-либо напоследок отщипнуть, не было никакой. Впрочем, напряжение не покидало короякцев, и лишь когда вдали показался Липов, все вздохнули с некоторым облегчением.
Встречать их высыпало все население городища. Больше всего приветствий досталось, конечно, собственным бойцам, среди которых, ко всеобщей радости, никто не погиб, а лишь пятеро или шестеро получили легкие ранения. Немедленно было устроено пиршество с хмельными медами. Дарник старался держаться как можно скромнее, в отличие от всех прочих короякцев, не устававших хвастать перед липовцами и своим геройством, но как раз эта сдержанность еще заметнее выделяла его, да и не нашлось ни одного ополченца, кто бы хоть раз не упомянул о подвигах своего воеводы.
Особое внимание досталось Рыбьей Крови со стороны молодых женщин, как освобожденных пленниц, так и юных липовок. Каждая стремилась найти повод, чтобы подойти к нему и заговорить или просто дотронуться рукой. Голова Дарника шла кругом, лишь помощь Шуши, которая сидела все время рядом и бурно ревновала его к любой юбке, возвращала к действительности. Быстро устав от восхвалений, а еще больше от непомерного питья и обжорства, он одним из первых покинул пиршество, чтобы укрыться в своем воеводском сундуке. И снова Шуша нашла слова, которые успокоили и охладили его:
– Не придавай льстивым словам большого значения. Уже завтра все забудут их и потребуют от тебя еще больше и настойчивей.
Дарник понял их в том смысле, что все будут ждать от него достижений, которые он совершит сам по себе, по собственной воле. Но смысл предсказания оказался самый что ни на есть прямой. Еще на пиршестве он заметил на себе пристальный взгляд липовского старосты Карнаша. Загадка разрешилась наутро, когда староста отозвал Дарника в сторону и предложил ему остаться со своей ватагой в городище: мол, арсы ни за что не простят Липову поддержки короякцев, и только с помощью дарникской дружины они смогут защитить себя.
Дарника предложение Карнаша сильно озадачило, в воображении он уже видел свое торжественное возвращение в Корояк, а поскольку князь после такой победы не посмеет его тронуть, то на вырученные дирхемы можно будет расширить дворище, увеличить ватагу и, возможно, снарядить торговый караван куда-нибудь в южные или восточные земли.
Но староста был настойчив, он находил новые и новые доводы, почему молодому вожаку надо остаться в Липове: мол, воеводы в Корояке завистливы и ни за что не простят ему победы над Арсом. А у нас ты будешь не временным, а постоянным воеводой, станешь полным хозяином здешних лесов и рек, сможешь построить следующей весной ладьи и по Липе спуститься к Сурожскому морю или сопроводить торговый караван на восток до Остёра и дальше, до великой реки Итиля, где торжища богаче ромейского Ургана.
Дарник живо вспомнил, как уже отказывал перегудскому воеводе служить его полусотским. А ватага – это даже не перегудская полусотня гридей… Однако впрямую возражать не стал, сказал, что должен поговорить с полусотскими. Главный советчик Быстрян сразу поддержал эту затею, найдя кучу дополнительных преимуществ. Липов как раз посреди между Корояком и Остёром и благодаря арсам не подчиняется ни одному, ни другому князю. И, находясь здесь, у полноводной Липы, они могут открыть новый торговый путь не только с севера на юг, но и от Итиля до Корояка и брать хорошие торговые пошлины. Да и быть вольным воеводой не идет ни в какое сравнение с подначальным перегудским полусотским.
Мысль о новом наземном торговом пути привела Дарника в полный восторг как способ проявить себя не только в ратном деле, и, когда и остальные полусотские согласились остаться в гостеприимном и хозяйственном Липове, он загорелся еще больше. Слабо возражали лишь Кривонос и Лисич, но как раз их- то он и хотел отправить в Корояк, чтобы превратили тамошнее подворье в гостиный двор для будущих торговых караванов.
Договорившись с ватажниками, Дарник отправился рядиться со старостой об условиях пребывания их ватаги в Липове. Карнаш заверил, что дарникцы ни в чем не будут испытывать нужды. Согласился на сорок человек, и чтобы ватага Жураня тоже была в полном подчинении Дарника. Пока они разместятся по чужим избам, а к снегу могут успеть построить свои собственные дома.
– Это будет посерьезней, чем воевать с арсами, – сочла нужным предупредить Шуша.
– С чего ты взяла? – не поверил юный воевода.
– В мирной жизни, в отличие от военной, все результаты всегда сомнительны, и всем будет казаться, что они разбираются в этом лучше тебя.
– А посмотрим! – Рыбья Кровь воспринял ее слова как вызов, а любой вызов пробуждал в нем особенный прилив сил и необычных решений.
Он внимательно осмотрел городище. Оно находилось в обширной, окруженной лесистыми холмами чаше на правом высоком берегу Липы. Чашу занимали поля и сенокосы, уже убранные, сейчас здесь, как в южной степи, не было ни кустика, ни деревца. С юга к Липову примыкал большой сад с плодовыми деревьями и кустами, ничем не уступающий садам, виденным Дарником в ромейском Ургане. Основные пастбища находились на левом низинном речном берегу, куда коров и лошадей просто перегоняли через брод. Невысокий дощатый забор вокруг городища и хлипкие сторожевые вышки у двух ворот объяснялись требованием арсом – те не хотели видеть городище слишком хорошо укрепленным. Наличие же пятидесяти больших двухъярусных домов и отдельных бань свидетельствовало уже об уловках самих липовцев – подати платили с дыма, поэтому количество дымов специально ограничили. Зато, в отличие от северных и западных поселений, в Липове имелось несколько длинных работных домов, где липовцы собирались для общих работ: женщины пряли и ткали, мужчины плели сети, строгали табуреты, лепили глиняные горшки. Самый большой и красивый из работных домов предназначался для совместных застолий и собраний. Эти дома Карнаш и собирался пока отвести для дарникской ватаги. Места в них вполне хватало хоть для ста человек, но Дарник с трудом представил себя живущим в них с наложницами и детьми, поэтому он спросил старосту,
