мимо ушей. Решил для себя что-то и сказал — величественно, так, как будто бы оказывал Дэвиду огромную честь:
— Сейр, я даю вам право говорить мне «ты».
«А-бал-деть!..» — подумал Дэвид. — «Счас прям расплачусь от счастья!..»
Но он не позволил себе улыбнуться — с этого психа станется вызвать его на дуэль за недостаточную серьезность в такой торжественный момент — и, сколь мог уважительно и проникновенно, ответил:
— Сейр, я бесконечно признателен вам за доверие и предлагаю в ответ свою самую искреннюю дружбу.
Лийеман неторопливо кивнул.
— Соответственно, можете говорить мне «ты», «вы», обращаться по имени, фамилии, званию, профессии, месту и году рождения… — Дэвид почувствовал, что его несет и быстренько притушил пафос. — В общем, как вам удобнее. Может быть, теперь вы… ты ответишь на мой вопрос. Напоминаю. Про меч.
Вместо ответа Лийеман улыбнулся и вытянул клинок из ножен. Взмахнул… Что-то случилось — Дэвид не успел разглядеть — и в руке юноши был уже совсем другой меч. Пропитанный волшебством, с пульсирующей точкой силы на конце рукояти… камень — как крошечное черное сердце…
— Интересный фокус, — задумчиво произнес землянин.
— Да, это очень удобно.
Взмах — и снова никаких Истинных Камней и волшебства. Обычный прямой клинок без всяких украшений.
— Как это возможно? — спросил Дэвид. Око однозначно свидетельствовало: никаких иллюзорных чар тут нет и в помине.
— Вы с таким еще не сталкивались? — Лийеман приподнял бровь. — Я полагал, в Военной Академии изучают философию, и даже если вы сами не видели ничего подобного, вас это не должно удивлять.
— Стоп-стоп-стоп. В вашей Академии я не учился, но при чем тут философия? Вы меня совсем запутали.
Неосознанно он опять перешел на вежливое обращение, несмотря на полученное разрешение. Рядом с этим чопорным юношей как-то сама собой отпадала всякая тяга к панибратству.
— Я учился дома, большей частью по книгам. — сказал Лийеман, — но в моем распоряжении был «Кодекс» и все учебники, которыми пользуются в Военной Академии. Это великолепная военная школа, и я очень жалею, что мне не довелось быть принятым в нее. Без сомнения, философия является одним из важнейших предметов, которые должен знать воин-маг, не менее важным, чем танцы и придворное вежество. Ведь философия помогает нам понять природу вещей, а управлять чем-либо без знания об этом невозможно. Мы видим вещь, но не видим сущности вещи, между тем как видимое — лишь проявление сущности для нас. Всякая сущность обладает своей энергией, энергия — это то, что позволяет сущности проявляться. Обычно сущность одна, и энергия одна, а значит и видимая вещь — тоже одна. Но можно сделать так, что одной и той же энергией станут обладать две разные сущности. В этом случае себя будет проявлять то одна природа, то другая, по очереди, а если речь идет о разумном существе — то не просто по очереди, а по желанию. В зависимости от этого будет меняться и образ видимой вещи, ведь тела не существуют сами по себе: с одной стороны, они зависимы от энергий, которые их образуют, а с другой — от нашего восприятия. Так превращаются оборотни: у них две сущности, и по желанию они делают «активной» то одну, то другую, в соответствии с чем принимают иной вид как их тела, так и гэемоны. Так же устроен мой меч: у него две природы, одна из которых соответствует обычному клинку, я другая — колдовскому. Поскольку меч принадлежит мне, и я властен над его энергиями, я и решаю, какой из его природ пользоваться в том или ином случае. Это очень удобно. И это совсем не просто увидеть, Даже много лучшему колдуну, чем вы.
«Понятно… — подумал Дэвид. — А я-то удивлялся, почему Яджи после обратного превращения оказалась одетой, ~- когда она только успела?… В земных фильмах все как-то зрелищнее. Оборотень, разрывая одежду, превращается в зверя… а когда переходит обратно, шмоток на нем, естественно, нет… что особенно положительно для рейтинга фильма в том случае, если оборотень — молодая симпатичная девушка… Но здесь все иначе. Как будто бы у девушки-пантеры есть два тела и она по очереди меняет их… И демоны, наверное, устроены так же. Я ведь видел, как превращался Скеггель, — одежда на нем рвалась, но когда он переходил обратно, все вещи оказывались целыми… я просто как-то не обращал на это внимание, не задумывался, почему так и как это возможно…»
Поскольку пауза затянулась, он повторил свои размышления вслух, опустив только воспоминания о земном кино. Лийемаи кивнул.
— Мы, люди, стремимся к цельности, — сказал он. — Поэтому большинству из нас было бы гибельно иметь несколько природ: это привело бы к внутреннему расщеплению и безумию. Двойственная природа оборотней почти всегда порождает внутренний конфликт — каждая из половинок желает доминировать над другой. Но демоны и так безумны по нашим меркам, они анархичны и лишены целостности, и вот поэтому часто имеют даже не две, а множество природ и обликов. Поэтому и тела их чрезвычайно пластичны. Но они платят за все эти преимущества намного более простым, чем у нас, устройством души. Лишь высшие демоны имеют душу, подобную душе человека.
— Мне кажется, — произнес Дэвид, — что меч вроде твоего изготовить очень и очень непросто. Ты ведь говорил, что твоя семья небогата… откуда он у тебя?
— Семейная реликвия, — объяснил Лийеман. — Отец вручил мне ее, когда отправлял ко двору принцессы.
— А, понятно… И вот еще что… Почему ты сказал, что танцы и придворные манеры важны для воина-мага? Это хорошо для того, кто хочет быть при дворе, но…
— Тело и гэемон взаимосвязаны между собой. Если энергия течет свободно и беспрепятственно, то тело будет гибким и пластичным, но верно и обратное: если тело пластично, энергии течь легче и внутренние каналы гэемона засоряются меньше. Поэтому полезно уметь танцевать. Вежество же важно потому, что позволяет нам упорядочивать свой мир, делая его чистым, свободным от всего лишнего, совершенным. А тот, кто безупречен во всем, неизменно удачлив.
— Понятно. — Дэвид чуть улыбнулся: уж больно торжественный вид был у Лийемана, когда он произносил все это. Как у харизматичного пророка… семнадцатилетнего пророка, чей бог — только что прочтенная умная книжка.
— Любопытно, — сказал землянин чуть погодя. — А почему сущности разные, а энергия одна. Куда же девается вторая энергия?
— Не знаю, — Лийеман слегка растерялся. Очевидно, в той умной книжке, которую он когда-то прочел, ответа на этот очевидно дурацкий вопрос не давалось. — Может, они как-то сливаются… или они изначально могут быть так устроены…
— А если две сущности себя одновременно проявляют? То есть, если все-таки энергий две, а не одна? Тогда что это такое будет? Полуодно, полудругое… Человек с головой кошки?… Или…
— Нет, не думаю. Если вещь одна, но сущности две и две энергии, то… то вещь просто будет обладать и теми, и другими свойствами. Я не думаю, что такое возможно для оборотней. Они все-таки совсем иначе устроены. Да такое и не будет оборотнем… Знаешь, я думаю, мы все это в какой то мере делаем, когда с помощью заклятий сообщаем предметам новые свойства, которыми они не обладали ранее. Ведь Формы в своей основе — то же, что и сущности вещей. Вещь, то есть видимость — остается все той же, ее энергия усложняется, а сущностей с того момента, как наложено заклятье, и до тех пор пока оно не перестанет действовать, у нее не одна, а две.
— Вещь будет обладать и теми, и другими свойствами… — медленно повторил Дэвид. Эта фраза его чем-то зацепила. Где-то он уже слышал похожее. Потом вспомнил — где. — Это все равно как… Ледяное Пламя? Правильно? Сжигает и замораживает одновременно?
— Да, именно. И я думаю, что…
Но что думает по этому поводу увлекшийся философствованием Лийеман, осталось неизвестным, потому что из коридора прозвучал злой и холодный голос Идэль:
— Господа, если вы уже закончили, то, быть может, соблаговолите помочь вашей принцессе перенести до портала два мертвых тела?
Но прежде чем заниматься мертвыми, следовало закончить дело, ради которого они пришли. Из
