Лейтенант рос в глазах Игоря. Это был уже не мальчик – это был хоть и малоопытный, но офицер.
– Ты, Игорек, знаешь, что? Ты отдохни. Не дави! Дай я!.. А ты пока займись собой...
– А ты?
– А я всю жизнь, с самого раннего детства, еще от деда, а потом от отца слышал, что такое офицер- десантник. И всегда хотел им быть! И потому свое позднее детство провел в Калининском СВУ[33] . И в «Рязанку» поступал, зная заранее, что поступлю при любом раскладе – хотел потому что... И теперь – это мой рейд! Первая настоящая работа. Дай мне!
– Да я...
– Как мужика прошу! Дай я! Не как офицер прошу!..
– А я тебе чем мешаю? Твой взвод...
– Ты это...
– Что, в свободный поиск отправляешь?
– Правильно говорили – битый ты волк...
– Кого со мной отпустишь?
– Кого возьмешь...
– Ведь самых сильных заберу.
– «Самых» не заберешь – не оставишь ты со мной салаг, со мной, с «зеленым» – «битых» оставишь. Или нет?
– Ну и сволочь же ты! Психолог фуев...
– В свободный поиск пойдете, товарищ прапорщик!
– Есть!
– Только меня не оголяй, Игорь. Работа-то серьезная – такой караванище обеспечить... Тут постараться на совесть придется.
– Командуй, взводный. И не ссы. А я прогуляюсь по окрестностям – не впервой. Все будет в норме...
И Игорю стало легче. Свободнее дышать, что ли... Правда – и это был маленький медведевский секрет – он не уходил далеко от взвода. Как говорят военные: «На дальность визуального контроля». Он, недолго думая, просто взял с собой троих ребят, которых дрессировал сам, еще в свою бытность старшиной срочной службы, да и полез вверх, на скалы. Эти ребята успели уже прослужить по году с лишним и были довольно опытными разведчиками, знающими и понимающими Медведя. А секрет был прост, как сама истина. Вернее, военная истина. Игорь сделал то, что должен был сделать Лев с самого начала, отправив боковой дозор. Игорь просто ненавязчиво его заставил. Ну и кто же из них был бо?льшим психологом?
А «дальность визуального...» и так далее в горах – это до полукилометра. И еще. Игорь со своими «старичками» был намного выше крадущегося взвода Льва. Лейтенант делал свою работу, а Игорь делал то же самое, приглядывая еще и за взводным. Современный вариант «Мне сверху видно все...». Этакое Всевидящее Око...
Так прошли сутки... И вторые... Медведь немного успокоился, но вот только это «Он вчера не вернулся из боя» долбило дятлом изнутри и не давало спать на редких привалах.
«Крыша поехала. Точно! Все же в норме – за двое суток ни одного „духа“. Успокоиться надо. Пацаны все видят и тоже дергаются. Не дело. Тормози, прапор, или нервишки лечи – так, если дальше, только пацанов положишь...»
На третьи сутки, в ночь, начался снегопад, припорашивая, да нет, заваливая снегом этот суровый даже в другие времена года ландшафт. Хлопья, падающие с неба, напоминали родину. Тем мальчуганам, которые ушли с Медведем – таежные были парни, из Сибири – омичи. Знали, что такое снег. И еще знали, что такое зимняя охота по снегу – сибиряки...
Да-а... Все было хорошо. Только вот это глупое предчувствие не давало покоя. Глупость какая-то.
На пятые сутки они прошли свои положенные, отмеренные приказом километры и встретились со своими коллегами, шедшими с севера из Газни, разведчиками спецназа военной разведки. Правда, никто никому рук не пожимал, даже лиц не видели. Просто на расстоянии 150—200 метров заметили друг друга, рассредоточились в момент, оценили сноровку незнакомцев и подали условный сигнал. Короче говоря, узнали друг друга – один приказ выполняли. Да так и разошлись, каждый в свою сторону... Правда, не все было так безобидно...
За час до той встречи один из ребят Медведя, ефрейтор Зимин, Зяма, шепнул Игорю:
– А мы не одни тут, Бурый.
Игорь вопросительно посмотрел на ефрейтора.
– Минут пять уже нас пасут. Грамотно, блин! Сначала думал – показалось. Но теперь точно знаю. Они выше нас метров на 40. Сначала шли навстречу, теперь идут параллельно с нами, немного сзади.
– Если «духи», то они нас положат в шесть секунд, сверху и сзади...
– Это не «духи». У тех нет терпения, сам знаешь, и еще, эти маскируются слишком умело, школа чувствуется. Даже мы, сибиряки, охотники с детства, и то не сразу поняли, что...
– Идем дальше, Зяма, и не дергаться. Может, это «грушники», которые с севера... А пацанам скажи, чтобы за спину поглядывали. Чем черт не шутит?..
Ну а когда произошла встреча, Медведь ясно понял, что если бы сигнал «Я свой» не сработал, то их уложили бы на эти камни в полминуты. Со Львом столкнулась малая часть «коллег». И слава богу, что это были ребята, знавшие о приказе. Иначе... Взвод был окружен. Мастерски! Даже его «свободный» дозор в лице Медведя со товарищи. Дернись кто не по делу, и вот вам братская могила...
...Через час после рандеву Лев доложил Горе, что все в порядке и взвод идет на точку, в которой следовало ждать эту колонну...
Так и разбежались...
– Нам тогда нужно было вернуться почти на половину пути, на удаление тридцати километров от Кандагара. Еще двое суток возвращались...
– Что-то ты, Игорек, так долго рассказываешь, а я ничего не понимаю. Ну и что тут такого особенного? Обычный разведрейд. Молодой летеха и под боком опытный прапор. Ну, зима в горах, ну, пятьдесят «кило» ногами отмерили в один конец. Что в том особенного? Это даже не наши нормативы на берет. Размазал ты кашу по стене, Медведь...
– А вот тут ты не прав, Андрюха. Мы – профи, и такие прогулки – наша работа, обычная и повседневная. Только... Ты хоть раз задумался, почему наши женщины не простые, обычные девчонки, которые от нас, кстати, шарахаются, как от чумных, а те, которые так или иначе связаны с армией? Они то ли сестрички госпитальные, то ли сами служат, то ли из офицерских семей. И так всегда будет, за редкими исключениями, типа твоей свадьбы. Только такие все равно нас бросают, рано или поздно.
– И почему же?
– А просто все. Мне одна соплюшка смелая прямо в лоб сказала, я тогда еще и в Отряде не был, только-только из «Бурденки» вышел после Паншера... Да... Так вот, она так и вывалила: «С вами трахаться хорошо – вы ненасытные, голодные, а вот жить с вами нельзя – у вас глаза убийц». Поднялась, оделась и ушла. Навсегда...
– И что?
– А то, командир, что мы с тобой, положа руку на сердце, ненормальные в общепринятом понимании. Мы живем войной и думаем ее сучьими категориями. А они просты как стальной ломик: «Хороший враг – мертвый враг». И не можем уже по-другому. Почему столько пацанов, вернувшихся с этих войн, теперь сидят, и в основном за «нанесение тяжких телесных» или «непреднамеренное»? Да все потому же! У нас мозги работают совсем в другую сторону. Мы все больны, Андрюха, и болезнь эта называется «война»...
– Это ты к чему сказал?
– Я тебе хотел рассказать про то, как война меняет и уродует обычных гражданских мальчишек, вынужденных отдавать свой долг Родине...
– А ты не стареешь ли, старший прапорщик? На философию потянуло? О смысле жизни.
– И смерти, Андрей. Это философия, ты прав. Философия войны...
– Эк тебя занесло-то...
