– Не имеем ни «двухсотых», ни «трехсотых». Все в норме. Купола свернули и замаскировали. Взвод готов к началу движения.
– Повезло?
– Более чем, Игорь. Сам не надеялся...
– Ну... Помоги нам в этих горах твой Аллах.
– Под кого-то косишь?
– Не понял?!
– Стишками говорить начал.
– Да? А я не заметил...
– Омар Хайям, бля... Ладно. Что дальше, командир?
– Дальше... Дальше, Бах, начинается служба... Пацаны готовы, говоришь? – И получив утвердительный кивок головы: – Тогда назначай дозоры по трое, в «голову» и «хвост» «дедов» с опытом, да и на флангах не мешало бы. Работаем, Рашид, по-взрослому...
Взвод начинал рейд... И еще никто не мог знать, чем все это закончится...
– Это точно – повезло, – подал голос Брат. – Наверное, фортуна смотрела на тот прыжок... Мы ведь так же прыгали тогда, за Бекмурзой[39] , а двоих «трехсотых» заимели. И уж каких псов опытных, другим не чета – что Ганс, что Док...
– Фарт, братишка, в нашем деле – особая штука... Не тебе об этом рассказывать... У другого, глядишь, «фартануло» – выиграл, не поперло – сиди на жопе и дыши в две дырки. А мы – не то. Мы ДРУГИЕ люди, Каха, нам если не фарт, то не фарт до конца, до самого донышка! А бывает и до смерти...
– Не говорил бы ты о ней, Медведь. – Филин становился очень суеверным к приметам. – Не накликать бы ее, заразу косую.
– Господь простит – он видит, не со зла я... – Игорь перекрестился и поцеловал свой крестик.
Это, наверное, странно, но все пацаны, делавшие свое нелегкое ратное дело под началом Филина, были верующими людьми. Каждый приходил к этому по-своему, но рано или поздно каждый начинал верить во Всевышнего. Да и во что, как не в Господа, верить воину, не одну сотню раз заглянувшему в глаза Старухи? Не в случайное же везение! И хоть вера у каждого из них была своя: Мулла и Бай – мусульмане, совершавшие намаз; Ганс и Бандера – католики, крестившиеся в отличие от православных слева направо двуперстием, а не щепотью, но всех их объединяло одно общее дело: эти мужики служили Родине, такой сложной и неоднозначной...
...Какое здесь было небо! Казалось, протяни руку и достанешь... Бесконечная синяя гладь, редко-редко нарушаемая белым кучерявым барашком заблудившейся в этой бесконечности тучки. Безмерная, безграничная глубина... И где-то там, в этом голубом омуте, песня, понятная только ее исполнителю... И откуда только взялся здесь, в горах, далеко от родины, этот певец?..
Жаворонок...
Ах как он старался! Может, хотел напомнить мальчишкам, что где-то там, далеко-далеко отсюда, есть место, где каждого ждет его маленькая, но такая родная и любимая родина, где поют такие же певцы в высокой синеве, где ждет ненаглядная за околицей или в соседнем подъезде облупленной «хрущобы»... Какая разница? Там была родина... И эти мальчики грезили о ней...
...Они вовсю вертели головами, словно пытались впитать в себя и навсегда запомнить эту красоту. И только Медведь накачивал себя, входя постепенно в боевой транс (это странное состояние, которое невозможно объяснить человеку, его не испытавшему, но превращающее подчас тихого безобидного паренька в бесстрашную «машину войны»), да еще Бах, знавший горы, их нрав и ожидавший от них любых пакостей, давно вошел в это состояние. Они настолько уже понимали друг друга, что могли порой не разговаривать часами, зная мысли друга...
Вот и теперь они только переглядывались изредка да исподволь занимали самые опасные места во взводной колонне, чтобы, случись что, хоть как-то сохранить своих зеленых салабонов. Да еще пара сержантов, таких же дембелей, как и Рашид: Сеня – Павел Семенов из Свердловска и Гриб – Миша Белый из Полтавы. Они тоже испили этой войны до самого донышка. Именно на них троих и надеялся Игорь, да еще на себя и на то, что дедушка Марс, бог войны, вкупе с Фортуной не отвернутся от них в самый неподходящий момент... Мечты, мечты... На войне ли им место?..
...Тишина. Спокойствие и тишина. Такие желаемые и такие непредсказуемые спутницы сопровождали разведчиков, навевая опасное успокоение. И пацаны расслабились. Поверили в то, что ничего сверхъестественного или сверхопасного в этом задании нет. Просто отцы-командиры нагнали изжоги не в меру...
...Все так же пел свою песню жаворонок, только... С каждым днем песня та становилась красивее и дольше, а сам певец спускался из поднебесья все ниже и ниже. И теперь уже не казался черной точкой в голубом безмолвии, теперь уже каждый из его ратных слушателей мог рассмотреть пичугу. Что-то видел пернатый солист и, может быть, хотел остановить безумцев, шедших навстречу своей судьбе, может, орал во все свое горло об опасности, да только... Нет, не слышали его солдаты, не понимали голоса природы. Мальчишки слышали только песню и ничего больше. Зря старался жаворонок...
...К вечеру восьмого дня эхо донесло до них звуки далекого боя. Где-то в горах «духи» Ахмат-Шаха, а в том, что это были именно они, не было никаких сомнений, долбили кого-то из шурави...
– Слышь-ка, командир, а не напарники ли наши по заданию в ловушку влетели, как думаешь? – словно охотничья гончая настораживая уши, проговорил Бах.
– Может быть, Рашид, может быть. Да, скорее всего, так! А ведь какие спецы... – Игорь был суров и задумчив. – То ли нам везет не в меру, то ли нас оставили на закусь...
– Не верю я в везение.
– Да и я тоже...
– Значит, нас посчитали наименее опасными и дают возможность прогуляться еще немного в глубь Пандшера. – Сержант был суров не менее своего взводного, но вдруг что-то изменилось в его лице, и Рашид показал в улыбке такой белизны и правильной формы зубы, что лучшие протезисты мира позавидовали бы этому природному эталону. – А и хер с ним, братишка Игорь, выскочим! Нам ли быть в печали? Выскочим!
Медведь смотрел на своего «замка» и завидовал. У него-то самого такой уверенности не было. И хоть и пытался прапорщик «соответствовать», но у Баха это получалось много лучше. Нет, это была не безрассудная беззаботность, ни в коем случае – опыт... Опыт проведенных в горах экспедиций. Когда всем тяжело или кто-то чувствует шкурой приближение крупных неприятностей, все и случается на редкость плохо, если не находится средь команды весельчак-балагур. Эту роль Васьки Теркина, вернее, бремя, и нес на себе Рашид. Сначала в спорте на гражданке, потом во взводе Медведя в армии...
– Выскочим! Куда денемся? – улыбнулся Медведь. И не улыбнуться было невозможно. – Давай, Рашид, якорь тебе в глотку, давай, Бах, поднимай настроение пацанам, расскажи что-нибудь про нашу с тобой службу, только не выдумывай лишнего – я-то тебя знаю... Да хоть про ту кобру, чтоб посмеялись малехо... А я пока прогуляюсь немного.
– Один не ходи.
– За болвана меня держишь?
– Беспокоюсь за командира.
– Заботливый ты наш...
– Практичный. Тебя потом из-под «духов» выносить себе дороже. Нажрал рожу на прапорщицких харчах. Бегемот ты, а не Медведь.
– А ты злой. Сему с собой возьму... Если ваше величество позволит.
– Наше величество позволит. Только если ты мне дембеля угробишь – не прощу!
– Семенова ко мне, Бах. Сам – за старшего. И смотри тут!..
– Ладно, не бей копытом. Когда вернетесь – связь с «Домом» через 3 часа?
– Скоро... Скоро вернемся, Бах, потому, что и не уйдем далеко. Мне так кажется – не дадут...
