Это действительно был последний в этой командировке выход в «поиск». Через два дня ребята вернулись на двух БТРах Чарикарского гарнизона в Кабул, а еще через сутки в Москве, на аэродроме, их встречал сам Батя.
И Кобру – командир Отряда встречал цинковый гроб Резо, как будто там лежал его сын...
Именно там, на взлетной полосе Раменского аэродрома, у опустившейся аппарели «Черного тюльпана», Медведь понял, почему их командира называли Батя. Понял, когда увидел, как подрагивали пальцы этих могучих рук, поглаживая самыми кончиками краповый берет Кобры, а в глубоких морщинах на суровом лице плутали редкие горькие полковничьи слезы. Медведю тогда привиделось, что каждая такая слеза, стоящая, как бриллиант, прорезала, словно алмаз, на лице командира очередные морщины. Да и не морщины это были вовсе, а следы горькой памяти, оставленные ушедшими навсегда боевыми товарищами...
А потом...
– ...Игорь. А, Игореш! У тебя случилось что? – тормошила Медведя, сидящего в глубоком кресле, Женька Ахромеева.
На ней было шелковое темно-синее кимоно с жар-птицами, вышитыми яркими желто-красными и еще какими-то нитками, спускавшееся до самых щиколоток, но совершенно не скрывавшее, а, наоборот, подчеркивавшее все ее достоинства...
– Сидишь как истукан уже четвертый час! К еде не притронулся! На меня никакого внимания не обращаешь... Раньше за тобой такого не водилось... – Женя присела на корточки перед Игорем. – Только водку хлещешь! Вон, бутылку уже всосал, а толку – ноль! Трезв, как стеклышко... Что случилось?
– Горе у меня, Женька! Большое мужское горе...
– Расскажи мне, а? Поделись.
– Друг у меня погиб... Резо...
– Он грузин?
– Осетин...
– Расскажи, Игорь! – Женя стала требовать. – Расскажи! Поплачь, если сможешь, только не становись камнем! Одному всегда тяжелее, уж я-то знаю, как это – родных терять...
– Кобра...
– Его так звали?
Игорь кивнул:
– Был моим самым первым учителем в армии. Еще тогда, в 79-м... Восемь лет назад.
– Как это?
– Я тогда пришел по осеннему призыву, а он уже был сержантом, замкомвзвода, и «дедушкой»...
– А как же?..
– Потом нас перебросили в Афган... Резо крут был к салабонам, но научил стольким премудростям, что ему все прощалось, и не только нами, но и офицерами – талант у Резо был, настоящий военный талант разведчика... А когда весной 80-го он на дембель ушел, я стал «замком» вместо него, но взвод много потерял... Вспоминали его в бригаде часто: мол, эх, Кобру бы сюда, он бы все сделал как надо...
Женя слушала глухой голос Медведя, затаив дыхание.
– ...Я, если честно, целых четыре года думал, что Резо в своем Цхинвали преспокойно живет да девок щупает... Как-то не получалось с письмами – там тогда очень сложно было, не до эпистолярного жанра...
– А позже что, легче?
– Да и позже не легче, только... Думал все: «Поеду в отпуск – позвоню!»
– А он?
– А он тогда же, в 80-м, пришел в Отряд... Резо – воин по духу! Настоящий кавказский джигит!..
– А встретились как?
– Уже в Отряде... В 84-м... Он мне тогда очень помог, Женька... А главное – поддержал, когда я уже думал, что все, конец пришел силам... Я ведь тогда после ранения был – сил никаких... Он мне, пока я Берет не получил, был и за папу, и за маму, и за медсестричку...
– А потом?
– А потом стал братом... Настоящим боевым братом! Хотя... Он им и был еще со времен моего салабонства...
– Ясно... – проговорила девушка, снимая пальчиком одинокую слезу со щеки Медведя. – Как он погиб, Игорь?
– Вместо меня...
У Жени округлились глаза, а рот открылся в немом вопросе:
– ?!
– Он, скорее всего, заметил, как бликовало солнце на оптике той «дуры»... И вспышку от выстрела видел... Мы кучей стояли: он, я и наш самый первый ротный... Если бы он меня прикладом не долбанул – все, скорее всего, там бы и легли... Он нас спас, понимаешь? А сам не успел...
– А разве такое бывает, чтобы троих одной пулей?
– Всяко бывает... А этой...
Медведь расстегнул китель, оттянул тельняшку и достал из-под нее «медальон» – большую, тяжелую, исковерканную пулю калибра 12,7 миллиметра, висевшую на его шее на кожаном шнурке.
– Она, сволочь, даже обычная броню БТРа пробивает... А эта – бронебойная...
– Господи!.. – Девушке стало по-настоящему страшно.
– Ну, может быть, она и не угробила бы всех троих... – Игорь перекатывал на ладони кусочек металла, убивший его друга. – Это же как минимум четыре раза пробить титан двух «броников» да два тела... Может, он и выжил бы... Но мы с Чукчей – наверняка нет... Резо двух командиров, да и не это важно – двух человек от смерти спас, а сам...
– Господи!
– Я теперь живу и за него... В основном за него... Понимаешь, товарищ прапорщик Женя?!
– Боже! Пусть закончится наконец эта война!..
– Будет другая... Сволочи всегда найдутся... Только эту пулю я теперь всегда буду носить рядом с крестиком, чтоб не забыть нечаянно, кому жизнью обязан... Этот долг, Женька, он до самой смерти – его не отдашь... Умер мой брат... Меня спас, а сам умер...
– Иди ко мне, Игорь... – Она прильнула к Медведю всем телом. – Побудь со мной...
– Не могу...
– Можешь! И надо! И должен!!! Считай, что я твой психиатр и прописываю такое лечение...
– Не могу, Женя. Прости...
– А я говорю: «Можешь!!!» Кто еще, если не баба, мужика, солдата к жизни вернет в тяжкую минуту? Так всегда было, есть и будет!.. – Она смотрела в упор. – Иди ко мне...
...Через несколько дней у Медведя состоялся разговор с Батей.
– Как дела в группе, старший прапорщик?
– Резо на родину отправили... С ним Кабарда и Змей поехали...
– А сам что?
– Не смог...
– Понимаю... – Батя немного пожевал губами и переменил тему. – Кого в замы назначил?
– Разговаривал с Тюленем...
– Ты, это... Медведь... – Батя, казалось, даже улыбнулся. – Я точно знаю, что он тебе ответил.
– ?
– Послал куда положено, без карты...
– Еще как послал!
– Оно и понятно... Я Сергея знаю немного побольше твоего, Игорь, и знаю его историю, которую ты, да и не только ты, я в этом уверен, знать не знаете и слыхом не слыхивали. Так?
– Так точно...
– Я сам его нашел в свое время и сам в Отряд провел... На определенных условиях...
