носовой платок. Постоял, подумал - а все ли взял? Сходил в гостиную, забрал со стола папку с документами. Зачем-то раскрыл ее, проверил содержимое.
Когда уже спускался в лифте, вспомнил, что забыл позавтракать.
Голова была пустой.
А щеки горели, словно его и взаправду отхлестали по ним.
На щеках не было красных пятен, он видел, когда брился.
Но почему-то они горели…
'Что происходит? Что со мной происходит? - думал он, глядя на серое, бросающееся под колеса его автомобиля шоссе. - Касатка всюду мерещится, голос ее звучит в сознании. А ее ли это голос? А правда?.. - Латышев попытался вспомнить голос Касатки. Не смог.
Казалось - вот…, вот оно…, почти вспомнил. Нет. Не может вспомнить. И черты лица вдруг стали расплываться и исчезать из памяти. То фото, на котором она сегодняшняя никак не хотело совмещаться с образом из его памяти и образом девушки из зазеркалья.
- Господи, Касатка! Что происходит? Почему я думаю о тебе? Почему мне кажется, что… А что мне кажется? Я не могу понять…'.
Мелькнула вчерашняя мысль:
'А может, я действительно люблю?.. Может, она все-таки существует, любовь?..'
- Водитель автомобиля БМВ, номер…, прижмитесь к обочине и остановитесь! Вы нарушили правила дорожного движения. Повторяю: водитель…
Латышев не сразу понял, что это ему приказывают остановиться.
Только когда взвыла сирена, он вернулся в реальность и увидел, что его пытается догнать милицейская 'Волга'. Машинально взглянув на спидометр и отметив, что стрелка далеко за сотней, сбросил скорость и, прижавшись к обочине, остановился. Менты объехали его и остановились в десятке метров впереди. Из 'Волги' вышли двое; у одного из них за спиной болтался автомат Калашникова; второй был безоружным, поигрывал жезлом. Выражение лиц у обоих было решительным. Латышев стал вспоминать, сколько денег у него в бумажнике. Вспомнил, ведь только вчера вечером пересчитывал. Вроде бы должно хватить…
Когда его с миром и с пустым бумажником как бы нехотя отпустили,
Латышев медленно тронулся и поехал, изредка поглядывая на спидометр.
Потом вдруг резко развернулся там, где было нельзя, пересек двойную сплошную, и поехал назад, домой. Вскоре увидел слева, что те самые гаишники, которые только что от него отстали, уже потрошат кого-то на стареньком 'Опеле', а рядом ожидают своей очереди грязный
'Жигуленок' и умытая серебристая 'Ауди'.
'Я должен объяснить… - думал Кит, поднимаясь в лифте на свой этаж. - Я должен написать Касатке письмо. Прямо сейчас. Не откладывая на вечер. Не откладывая ни на минуту. Должен… Какие-то слова. Не знаю, наверное, это будут не те слова. Наверное, они будут глупыми… Что тут напишешь? Как оправдаться? Забыл… Ну, да, забыл! Думал, что помню, а оказалось - все забыл…, все!'
Здравствуйте, Никита Латышев! Новых писем: 1.
Писала Касатка.
'Кит, прости меня за недавний взрыв эмоций. Просто накатило что-то, воспоминания эти… О молодости, о студенчестве…
Грустно мне почему-то. Наверное, устала. А может, это возрастное?..
Надеюсь, ты не сердишься, и мы останемся друзьями. Плохо в жизни без друзей…
Будем переписываться?
Иногда.
Изредка.
Касатка.
P.S.
А Грач, между прочим, так и не признался мне в любви.
Думаю, что он и не был в меня влюблен. С Галкой Семендяевой они стали дружить сразу после полигона. Были каникулы, и они с Галкой случайно оказались вместе в Сочи. Валера поехал туда с родителями, а Семендяева поехала в Сочи с подругой. Вот так.
Когда ты опоздал на первую пару…, прости, я действительно тебя не заметила, Валерка как раз рассказывал мне о том, как они с
Семендяевой отдыхали на юге. Мы не ворковали, как голубки, это ты зря. Я просто слушала Валерку, не могла послать его подальше, он был таким счастливым, так ему хотелось об этом кому-нибудь рассказать…
А потом, на четвертом курсе их дружба закончилась, они расстались, и Галка неожиданно для всех вышла замуж за парня с архитектурного факультета. В конце пятого курса она со своим архитектором развелась. Что было дальше, не знаю.
И вот еще что: о том вечере я больше никогда напоминать тебе не буду'
Кит читал строки Касаткиного письма и чувствовал, что его губы растягиваются в счастливую улыбку.
- Чему ты радуешься, идиот! - сердито сказал он самому себе. -
Обидел женщину. Обидел девушку. Потерял девушку… Потерял женщину.
- Сейчас он не думал о тех женщинах, которых потерял в свое время.
Их было много. Но о них он не вспоминал. Он думал только об одной женщине. О Касатке. Только она занимала его мысли. - Глупо. Как глупо! Вся твоя жизнь, Кит Латышев - сплошная глупость. Прогулка от одной глупости к другой…
Он закурил, походил по комнате, потом сел за компьютер и стал писать письмо-оправдание.
'Здравствуй, Касатка!
Это ты прости меня. За беспамятство мое прости. За душевную черствость прости меня.
Твои слова: ТЫ НИЧЕГО НЕ ПОМНИШЬ! ТЫ НИЧЕГО НЕ ПОМНИШЬ!
ТЫ НИЧЕГО НЕ ПОМНИШЬ! Они как пощечины. Эта фраза, повторенная трижды… Ты надавала мне по морде, Касатка. И правильно!!! Поделом. Пишу какие-то красивые слова… О твоих губах, о волосах, о своем желании…, а оказывается, ничего не помню. А когда ты мне написала про этот вечер, вспомнил. Но не все. Опять же не все. Про почку ничего не помню. Про ту березу… Пишу, а в голову лезут слова моего любимого персонажа из 'Незнайки', Пончика. Почему они мне с детства запомнились? То, что произошло между нами, забыл, а слова какого-то Пончика, прочитанные очень давно, помню. Он сказал:
'Прощай любимая береза. Вот тебе и весь сказ'. Да, прощай любимая береза… Чушь какая-то. Не обращай внимания. Не прощай любимая береза, а здравствуй. Я буду пытаться вспомнить все - и этот овраг, и березу…
Я не помню наших поцелуев, помню лишь то, что очень хотел тебя поцеловать. И не только поцеловать… Все перепуталось - желания, воспоминания, ощущения… Реальность перепуталась с чувствами. Не знаю, как оправдаться…
Читаю и перечитываю твои строки о том вечере.
И начинаю вспоминать и обрыв и березу…
А может, сам себе придумываю?.. Воображаю, а думаю, вспоминаю?
Помню, что сидели на моей куртке…
Помню (ты написала, я вспомнил), как мы вошли в палатку, как на нас посмотрели. Наверное, тогда я ощутил какую-то мальчишескую дурацкую гордость и браваду? Не помню… Подумал ли о том, как к тебе отнесутся наши однокашники? Не помню… Должен был.
Почему я не помню наших поцелуев? Должен же был!..
Я не могу себя понять. Может, ты поймешь?
Наверное, то, что было со мной потом, забило эти воспоминания, загнало куда-то вглубь…
Я писал тебе о своей жизни после института. Я коротко о ней написал, но если бы ты знала, сколько
