а он тебе никогда не скажет в ответ: 'Пожалуйста'. Всегда только: 'Судьбу благодари!' Здесь ведь все - судьба! Повезло - не повезло.
(Ладно, блядь! 'Настоящим зэком' я, видите ли, становлюсь…
Психологи хуевы!)
Да, кстати. Когда вели к адвокату, встретил одного своего старого знакомого. Еще по карцеру. Володю. Ну, поздоровались, поболтали. Он тут, оказывается, за это время здорово вырос! В тюремно-зэковской иерархии. Стал каким-то 'смотрящим за грузами на общак по всему этому крылу'. Или кем-то в этом роде. Круто поднялся, короче.
Уголовно-блатную карьеру делает. 'Ни минуты свободного времени теперь нет!' - говорит. Обрастаю, в общем, потихоньку полезными связями среди местных авторитетов. В натуре.
Почти сразу же после моего прихода заказали Андрея. 'По сезону!'
(Оденься, дескать, по сезону. Надень верхнюю одежду.) Значит, на выезд. Вероятно, повезут на какие- то следственные действия. 'Нет у них ничего. Терпилу (потерпевшего) найти не могут! А в понедельник у меня срок кончается. Может, нагонят!?'
Андрей уезжает, весь взбудораженный и окрыленный надеждами.
Интере-есно… А ведь, действительно, могут и 'нагнать'… На волю выйдет человек… Даже в камеру тогда не вернется. А я, блядь, здесь останусь! Неизвестно, между прочим, на сколько… Но ясно уже, что… Тут и к гадалке не ходи! Тьфу! Даже думать об этом не хочется! Ну вот, интересно: завидно мне сейчас или нет? А? Положа руку на сердце?.. Ну, так… чуть-чуть. Самую малость. Чу-уть-чуть!
(Вот хуй его, впрочем, нагонят! Как же, размечтался! 'Нагонят!..'
Там у терпилы, насколько я помню, обе ноги сломаны. Но однако - посмотрим. Подождем до понедельника.)
Уже поздно ночью в хату заезжает новенький. На место Муравья.
Весь какой-то затравленный и перепуганный. Со свернутым матрасом под мышкой и сумкой с вещами в руке.
Представляется. Военный. Действующий полковник. ('Настоящий полковник', - как сразу же сострил Костя.) До ареста занимал вообще генеральскую должность. Начальника управления, кажется. Зовут Вася.
('И настоящий Василий, - уныло закончил Витя. - Как же нам-то с тобой, вась, друг друга теперь называть? Чтобы не запутаться?')
Ладно, завтра узнаем все подробнее. Времени здесь мно-ого…
Наговоримся еще. А сейчас поздно уже. Спать пора. Баиньки. Утро вечера мудренее.
12 апреля, суббота
Хороший день. Тихий, спокойный… Настоящий день отдыха. Часов в двенадцать отвели в баню. Не дергали, дали в кое-то веки спокойно и не торопясь помыться. (Обычно уже через полчаса начинают орать и колотить в дверь. 'Хватит! Заканчивайте!' - следующих, мол, пора заводить!) А тут мы уже даже сами в конце концов в дверь стучать начали. Точнее, 'цинковать'. Я говорю Цыгану:
- Постучи!
(Постучи, дескать, в дверь! Дай охраннику знать, что мы помылись.
Чтобы он нас обратно в камеру отвел.)
- Я никогда не стучу!
('Постучи' в тюрьме не говорят. Это слово имеет здесь совсем другой смысл. Причем, вполне определенный. Надо говорить: 'Цинкани!
Отцинкуй!')
После бани садимся все пить чай. (А как же!) Заодно уж надо и с новеньким поближе познакомиться. С полковником Васей. Статья - мошенничество. Какая-то там строительная афера.
'Строили, - как он образно выразился, - воздушные замки. Да, строили! Да, нарушения были, и вообще все это было незаконно, что мы делали. Но разве я один был?! Все ведь в этом участвовали. Все!! Но все потом соскочили, а я между пиздой и ухом остался. Но так даже лучше! Зато я теперь ромашки не рву (сяду - не сяду)! Я уже в тюрьме… Самому близкому другу достаточно было снять трубку и позвонить, и ничего бы этого не было! А когда жена ему позвонила, он сказал: 'Вы не туда попали!..' А как я ему жизнь спас - это он уже забыл?! Когда он пьяный из машины выпал, кто его всего окровавленного в больницу отвез?! Это он сейчас уже забыл??!!'
В общем, банальная человеческая трагедия. Здесь они настолько привычны, что никого уже не трогают. Обычное дело… Естественно -
'все соскочили'! А кому в тюрьму охота? Естественно, - 'Вы не туда попали!' Мало ли, кто там кого спас? Что же теперь, всю жизнь об этом вспоминать? Да и когда это было?.. Ну, отвез ты меня тогда в больницу… Ну, и что? А что тебе, собственно, оставалось делать-то?
На дороге, что ли, меня бросить? Так за это отвечать бы пришлось. По закону. Не оказал помощи!.. Мы же вместе были…
В целом, первое впечатление наш новый сотоварищ произвел довольно жалкое. Крупный, полный и немолодой уже (сорока семи лет) мужчина с прекрасным экстерьером и хорошо поставленным, звучным и сильным голосом. Словом, классический тип 'большого начальника'. ('Моя секретарша… моя служебная машина… меня вызвал к себе мой министру…') Когда-то, судя по всему, спокойный, властный и уверенный в себе человек. Эдакий барин! Снисходительно-надменный, важно-неторопливый и вальяжный…
Но все это уже в прошлом! В далеком-далеком прошлом. В той… иной жизни!.. Там и остались навсегда все эти 'министры… машины… секретарши…' Все это было сто лет назад и на другой планете. На
Луне! Да и вообще не с ним! Не с тем жалким, задерганным, затравленным и запуганным суетливым существом, обитателем камеры N
234 тюрьмы 'Матросская тишина', которым он сейчас является. В тюрьме он пока и всего-то чуть больше месяца, но этот месяц - поистине
'длиною в целую жизнь'. К тому же, как выяснилось из разговора, до нас его тут уже слегка 'попрессовали'. Поперекидывали из камеры в камеру. Эта у него уже четвертая. В первой он пробыл две недели, во второй - три, а в третьей - всего две ночи. Теперь несчастный полковник прямо-таки панически боится, как бы его не забрали и отсюда. А потому вздрагивает и замирает при малейшем шуме в коридоре. (Не за ним ли идут?! Сейчас опять: 'С вещами!') Тем более, что здесь, у нас ему, по его словам, 'очень понравилось'.
(Неудивительно! Ведь до нас он сидел вообще с блатными. 'Все они в наколках! Как ночь - все колоться начинают!.. Везде: в шею, в ноги, в руки… А я лежу и не знаю, чего ждать! Что сейчас со мной будет?!')
Все мысли и разговоры у него сейчас только об одном: как бы побыстрее на волю выйти! Тюрьма ему представляется каким-то дантовским адом. 'Только бы выйти! Мне теперь ничего больше не надо!
Никаких денег! Лишь бы жить спокойно! Просто жрать, пить, спать, баб ебать! Хоть в нищете!' (Хм… 'Жрать, пить, баб ебать…' Однако, какие-то странные у него представления о 'нищете'.)
Впрочем, напоследок, уже в самом конце нашего на этот раз подзатянувшегося чаепития, наш бедный Вася пытается даже сострить:
'Ребята, сегодня же двенадцатое апреля - день космонавтики! А вдруг сейчас прилетит за нами ракета, и все мы на Луну полетим!' - 'Вася, да мы уже и так на Луне!'
13 апреля, воскресенье
