улыбался. Он присел рядом со Сталиным, положил ему руку на плечо:
- Гер Сталин, рад вас видеть. Меня послали к вам, чтобы успокоить вас. Ведь я уже опытный мертвец, я уже здесь почти 8 лет. 8 лет как я умер, Иосиф, 8лет! Но ты знай, что здесь все равны. Это там, на земле, все братья ниже пояса, а выше - уже враги. Я был актером, я всего лишь выполнял роль. Ведь Адольф Гитлер в мире существовал всегда, просто я лучше подошел к этой роли. Ну все, я иду готовить место для тебя, а ты кончай уже, хватит, быстренько просыпайся, и умри.
В одной из ташкентских квартир, близ метро ''Олимджан'', сотрудники КГБ Узбекистана проводили обыск. Майор Ульмас Тураев вытаскивал книжные полки, вытряхивал вниз книги, тетради, копошился в карманах гардероба хозяина квартиры. В помещении присутствовали двое сотрудников Прокуратуры, трое из того же управления, где работал сам Ульмас, и двое понятых.
Вдруг в глаза Ульмасу бросились записи. Это была рукопись Хасана
Нарбекова, участника террористического акта против Ислам Каримова,
Президента Узбекистана.
Хасан Нарбеков непосредственно участвовал в организации взрывов в
Ташкенте. Рукопись показалась Ульмасу не совсем безынтересной.
Странность фактов, иной мир души, до сих пор неведомый, и многое другое. Ульмас прочел кое-что с любопытством. Но пусть судит публика…
10 января.
Вчера вечером я приехал в Ташкент. Он все тот же. Мечети горят огнем, слышен голос моллы, пpизывающего к молитве. Воздух свежий, хоть иногда и прохладно.
Я люблю Ташкент. Он мне родной.
У меня китайский паспорт с красной печатью. В нем сказано, что я писатель, отправляюсь в путешествие по СНГ. Hа российских КПП ставят штемпель 'турист'. В отеле 'Шадлик - Палас' все знакомо до скуки: горничные в желтых спецовках, золоченые зеркала, ковры.
В моем номере мягкий диван, пыльные занавески. Под столом лежит три киллогpамма тротила. Я привез их с собою из-за границы. Тротил сильно пахнет аптекой и у меня по ночам болит голова.
Я сегодня пойду по Ташкенту. На улице Пахтакорской темно, идет мелкий докучливый дождь. Передо мною мирная жизнь, люди гуляют. Двое молодых парней завернули за огромный тополь, забивают анашу. Я это понял и вижу, но не стал им ломать кайф. Пусть гуляют…
13 января.
Президент живет у себя во дворце. Кругом шпионы и его охрана.
Тройная ограда военных и нескромных липких взглядов.
Нас немного: пять человек. Гулом, Росим и Саша - водители такси.
Они непрерывно следят за Президентом и сообщают мне свои наблюдения.
Еще один член нашей пятеpки женщина. У нее кpасивое имя - Хосийат.
Она по профессии химик. Сейчас свои познания в химии она использует для изготовления бомб.
У себя за столом я по плану черчу путь, котоpый ежедневно пpоделывает Президент. Я пытаюсь жить его жизнью. В залах
Президентского дворца мы вместе встречаем гостей. Вместе гуляем в саду, за решеткой. Вместе прячемся по ночам. Вместе молимся Аллаху.
Я видел сегодня Ислам Каримова. Я ждал его на площади Ленина. Я долго бродил по тротуару. Уже наступил вечер, стало холодно. Я уже совсем потерял надежду, что увижу его.
Вдруг на углу, в районе Дархана, двое в штатском махнули рукой.
Все сотрудники полиции вытянулись во весь рост, напряглись до предела. Люди в штатском, их было много, заметались. Это были чекисты. Улица замерла. Прохожие остановились. Мимо проехал президентский кортеж.
Черные лимузины, с непробиваемыми стеклами. Сотрудник ГАИ поднял палку вверх, обозначая этим, что движение остановлено. Кортеж проехал быстро, следом - охрана. Они все как пули просвистели перед моим взором.
В окне лимузина я едва различил Президента. Он не увидел меня: я был для него улицей.
Успокоившись, я медленно вернулся в отель. Когда я думаю о нем, у меня нет ни ненависти, ни злобы. У меня нет и жалости. Я равнодушен к нему, к Президенту. Но я хочу его смерти.
Сто жизни в нем. И ест и пьет он за этих сто людей. Он требует у неба звезд в награду, и лучших наслаждений у земли. Это не честно.
Я знаю: его необходимо убить. Необходимо для террора и революции.
Он не способен со мной справиться. У меня нет сомнений.
Я верю, что сила пробьет все, я не верю в пустые слова, обещания.
Если бы я мог, я бы убил всех начальников и правителей. Я не хочу быть рабом. Я не хочу, чтобы вообще были рабы.
Говорят, нельзя убивать. Эх… Да много ли чего еще говоpят. Я не знаю, почему нельзя убивать. И я не пойму никогда, почему убить во имя свободы хорошо, а во имя самодержавия дурно. Почему?
Помню, я был в горах Памира на охоте. Причем в первый раз. Было холодно, над головой молча парил гриф. Я поднялся на скалу, мокрой от дождя. Воздух невероятно чист, пахло небом, звездами. Ведь горы близки к ним. Я ждал. Вдруг тишина прервалась. Маленьким серым комочком из кустов выпорхнула куропатка и осторожно присела.
Озиралась кругом. Я, дрожа, поднял ружье.
В горах прокатилось эхо, синий дым растаял среди деревьев.
Безлюдные горы ответили многократным эхом на мои выстрелы. На залитой кровью, свежей траве билась раненая куропатка. Она кричала, как плачущий ребенок. Мне стало больно смотpеть на ее стpадания. Я выстрелил еще раз. Она умолкла. Уже дома, тяжело дыша от усталости, я понял, что та куропатка лицом своим напоминала мою маму. Лицо птицы было точной копией моей мамы. В их глазах было что-то общее.
Мама… Я тут же забыл о ней. Будто она никогда и не жила, будто не я отнял у нее самое ценное - жизнь.
И я спрашиваю себя: почему мне было больно, когда она кричала? И почему мне не было больно, что я для забавы убил ее?
16 января.
Я переехал жить на квартиру, на улице Ниезбек - йули. Плата за месяц сносная.
Хосиййат замужем. Она живет здесь, в Ташкенте. Я ничего больше не знаю о ней.
По утрам, в свободные дни, я брожу по бульвару, вокруг ее дома.
Ветра нет, но моросит дождь. Я слышу, как работают фонтаны, их брызги доходят до меня. Уже 10 часов утpа. Я сажусь на скамью, терпеливо считаю время. Я говорю себе: я не встретил ее вчера, я встречу ее сегодня.
Год назад я впервые увидел ее. Я весной был проездом в Ташкенте и утром ушел в парк Мирзо Улугбека, большой и тенистый. Над мокрой землей вставали крепкие дубы, стройные тополя. Было тихо, как в мечети. Только журчал ручей. Я смотрел в его струи. В брызгах сверкало солнце. Я слушал голос воды. Я поднял глаза. На другом берегу в зеленой сетке ветвей стояла женщина. Она не замечала меня.
Но я уже знал: она слышит то, что я слышу. Это была Хосиййат.
