Ах, как бы это было замечательно! – представил я. – Тогда бы насекомое лишилось надо мною власти. Чуть что не по мне, я бы его перекисью! Слава Богу, перекиси в аптеках хватает, залейся с головой!.. Ах ты, какая радость нежданная!..
В дверь позвонили.
– Ну, теперь мы поборемся! – воскликнул я.
В дверь позвонили еще раз.
Распираемый торжеством, я покатился в прихожую и, щелкнув дверными замками, обнаружил на лестничной клетке моего товарища Бычкова.
– Привет, – произнес он.
– Голубчик ты мой! – заверещал я. – Милый мой! Как я рад! Да проходи же ты в комнату! Да где же ты пропадал? Почему не сообщил!
– Привет, – повторил Бычков, и тут я разглядел его глаза. Они были грустны и казались мне сегодня особенно большими, такими большими, что в них словно поместилась вся печаль.
– Что-нибудь случилось?
В ответ Бычков обнял меня и сказал:
– Я рад тебя видеть. Кстати, ты с кем разговаривал до моего прихода?
– А-а! – махнул я рукой. – Сам с собой. Ты же знаешь, как нелегко целыми днями с самим собой молча!.. Да что я, расскажи о себе! Я, грешным делом, извелся – куда ты пропал? Иной раз мысли чудовищные посещали, что умертвили тебя где-нибудь в подворотне!
– Живой я, как видишь, – улыбнулся Бычков и замолчал, глядя в окно.
На карнизе подоконника расселись голуби, и сквозь закрытую форточку доносилось их воркование. Вдруг я увидел между их крупными серыми телами маленькую зеленую птичку с бравым хохолком, давеча напавшую на меня и напугавшую до полусмерти Hiprotomus'a. Ax, как хорошо, что я ее не убил, подумал я. Как хорошо, что она жива!.. Голуби курлыкали и отчаянно толкались, выпихивая экзотическую птичку с карниза.
– Попугай, – заметил Бычков. – Он замерзнет на улице. Давай его впустим?
– Ни в коем случае! – испугался я. – Это вовсе не попугай! Пусть там и остается!
Бычков с удивлением посмотрел на меня и пожал плечами.
– Чего ты испугался?
– Я не испугался, но не надо его впускать!
– Как хочешь. Главное, не нервничай!
– Я и не нервничаю.
– Ну вот и славно.
Бычков вновь замолчал, продолжая смотреть за окно. Теперь голуби устроили на карнизе настоящую свалку, как будто по нему, жестяному, рассыпали мешок зерна. Маленькая птичка отчаянно сопротивлялась, стараясь удержаться. Ее пристальный взгляд иногда встречался с моим. Тогда она открывала клюв и высовывала наружу свой загнутый язычок.
– Я влюбился, – объявил Бычков. – Очень сильно. Как когда-то ты в Зою.
– Как это здорово! – обрадовался я. – Я так и знал, что ты пропал из-за этого!.. Ну расскажи же наконец, кто она?
– Я ее потерял, – сказал Бычков с грустью. – Как когда-то ты Зою.
– Как потерял? – не понял я.
– Очень просто… Хотя не просто! – спохватился Бычков, потер ладонью лоб, и я понял, что мой товарищ очень страдает. – Совсем не просто!..
– Если у тебя есть потребность, – предложил я, – расскажи мне. Если не хочешь рассказывать, я не обижусь.
– Не знаю даже, с чего начать! – мучился Бычков. – Странно все это как-то! Какая-то странная история…
– В мире много странного, – ответил я претенциозной фразой, хотя за ней стояло много чего. Я посмотрел на окно в тот самый момент, когда маленькая птичка устала сопротивляться и, измученная голубиными щипками, оттолкнулась от карниза и взлетела в зимнее небо. – Вот и птичка странная, – подумал я.
– Помнишь, мы с тобой по Коломенскому парку гуляли? – спросил Бычков.
– Конечно.
– В тот день все и началось…
Бычков отправился на кухню, и я услышал, как он наполнил водой чайник и поставил его на плиту.
– Помнишь, я тебе говорил, что у меня неотложные дела? – продолжил он из кухни.
– Да-да, – подтвердил я с энтузиазмом.
– Я ездил на стрельбище опробовать новый автомат.
– Да что ты!..
