– Я позабочусь об этом, – пообещал отец.
– Он слишком впечатлителен.
– Я слышал, что Аджип заставил старуху бежать по пескам в гору и от этого она умерла. В ее возрасте не бегают.
– Кто это сказал? – с вызовом спросила мать.
– Неважно. Но не секрет, что он растет чрезмерно жестоким.
– Это не жестокость! – защищала меня мать. – Это любознательность!
– Его любознательность простирается только в область смерти. Его видели на всех казнях последнего года. Он получал удовольствие от того, как умирают люди.
– Чушь! – разозлилась мать. – Ты просто ненавидишь его!
– Я отношусь к нему нормально! Но он растет, крещенный не православным именем, а у России не может быть императора с мусульманским именем! У нас и так маленькая страна, со всех сторон окруженная врагами. Мне все время приходится проводить на войнах за независимость, а если во главе России встанет человек с именем Аджип Сандал, то мусульмане на законных основаниях востребуют у нас наши территории!
– Мой сын станет императором! – твердо пообещала мать.
– Станет, – подтвердил отец. – Только другой.
– Другой? – удивилась императрица.
– Мне нужен еще один сын.
– Но ты же знаешь, что я не могу больше рожать.
– Тогда родит другая. Интересы государства важнее, чем наши личные!
Даже через стену я услышал, как зашипела змеей моя мать. Наверное, она набросилась на отца и старалась раскорябать ему лицо.
– Кобель! – кричала она. – Грязная собака!
Раздался сочный звук пощечины. Мне было сложно понять, кому она досталась, но, хотя мать и защищала меня, я был целиком на стороне отца. Я совершенно не понимал, отчего так происходит, но мое стукающее в грудь сердце подсказывало, что мужчина, несмотря ни на что, должен брать только мужскую сторону.
– Ты нагуляла этого ребенка! – кричал Российский Император разгневанно. – И я даже знаю с кем!
– С кем же?! – с вызовом кричала мать в ответ.
– Да все знают об этом!.. Недаром у него на правой ноге нет ногтей!
– Говори же, чего молчишь, коли все знают!
– Весь народ смотрит на меня с сожалением!
– Ну?!!
– С Эль Калемом! – наконец выпалил отец.
Я с жадностью вслушивался в диалог, ожидая, что на это ответит мать.
– И что же ты намерен теперь делать? – неожиданно спокойным голосом спросила она.
– Так это правда?
– Да.
После ее 'да' долго было тихо в родительских покоях. Потом заговорил отец.
– Я тогда не выпил его мочу, – с большой грустью в голосе сказал он. – Что-то подсказало мне тогда, что нельзя этого делать. Наверное, божественное провидение отвратило мои губы от рук моих. Я выплеснул ее янтарный яд в песок, и на том месте, где впитали жидкость недра, на следующий день образовалось стекло. Я посмотрел сквозь него на солнце и обнаружил светило черным.
Мать попыталась было что-то добавить еще, но отец перебил ее властно и сказал свой приговор:
– Уже через три дня ты умрешь. Дело только за тем, какую казнь я тебе изберу.
Сердце мое замерло от отцовской строгости, я натянул на голову жаркие простыни и задышал от нехватки воздуха песчаным шакалом. Я жмурил глаза до красных разводов и представлял себе эшафот, на который уже в воскресенье возведут мою мать – великолепную красавицу с рыжей кожей. Мне представлялось, как государственный палач взмахнет своим блестящим топором, отделит золото волос и бирюзу глаз от еще горячего тела, сложит эти драгоценности в ржавую от крови корзину и унесет на съедение собакам.
От этого видения, разрываясь между любовью к матери и солидарностью с отцом, я завыл тихонечко под простынями и горячечно зашептал:
– Мамочка! Я люблю тебя, моя мамочка!
Я дотронулся до правой ноги, ощупал ее и, убедившись, что на пальцах действительно отсутствуют ногти, вновь зашептал:
– Я люблю твои мягкие губы, мамочка, я обожаю твои полные руки и твою частую строгость! Прощай, моя любимая мамочка!..
Той ночью я заснул весь заплаканный, но ни до этого и никогда впредь я не спал так крепко и покойно.
