Примерно тогда были свернуты кадры политработников, сокращались должности замполитов рот, батарей и других подразделений (что позже было Жукову поставлено в вину).
Сейчас я сомневаюсь, чтобы он в этом действовал без ведома ЦК партии. Но под влиянием таких веяний все солдафоны Советской армии встрепенулись, обрели молодое дыхание и постарались себя проявить перед начальством, попасть в струю времени.
Так случилось и с нашим бравым начальником гарнизона Пупиным
(такой, первым пришедший в голову, псевдоним я дал ему взамен фамилии, которую забыл или не знал). До того как наш зенитный 'батя' был повышен в звании, командир танкового полка, уже носивший погоны полковника, являлся старшим по званию в гарнизоне, а потому и его
(гарнизона) начальником. Остался таковым и на последующее время. Его творческая инициатива по переводу одиночно передвигающихся солдат на непременный бег была, как мы уже знаем, безжалостно пресечена. Но
Пупин взял реванш на другом: он приказал на дороге от автобусной остановки внутрь гарнизона - там, где заканчиваются хозяйственные постройки и начинаются чисто военные, и как раз напротив штабного здания танкистов и зенитчиков,- установить новые ворота и КПП.
Сказано - сделано: пока я отлеживался в медсанбате, работа кипела, и по возвращении моем взору предстали дивные тяжелые двустворчатые ворота, а возле них - большая пропускная будка.На уровне пешеходной дорожки в ней был сделан коридорчик с двумя прочными дверями на каждом его входе-выходе. Внутри коридорчика, со стороны помещения для состава суточного наряда, было застекленное окно с маленькой форткой: для предъявления документов. В помещении стояли столик, табуретки, топчан для отдыхающей смены наряда. Такую будку не стыдно было бы поставить даже при входе в московский
Кремль! Непонятно лишь одно: для чего ее построили в Чернятине? Ведь за трое или четверо суток нашего наряда через эту проходную не проследовал ни один солдат или сержант срочной службы! Да и зачем бы им через нее ходить, если добротный забор, выстроенный по обе стороны будки, заканчивался с каждой стороны метров через 25 - 30 от ворот и дороги. Нам было приказано: без увольнительной записки или личного знака никого из солдат и сержантов срочной службы не пропускать. Но если они и хотели выйти за пределы казарменной зоны - например, в магазин или медсанчасть, - то, пожалуйста, иди в обход забора: никто ни о чем тебя не спросит.
Зато каждое утро, даже в эти праздничные, красные числа советского календаря, на дорожке, ведущей от 'дэнээсов', появлялась тучная фигура полковника Пупина. Стояла осень, вдоль дороги выстроились шеренги тополей, беспрерывно ронявших пожухлую листву, и мы, как ни старались,- подмести дорогу так чисто, чтобы на ней не было ни единого листика, были не в состоянии. Полковника это ужасно возмущало. Еще на дальнем подступе к КПП он наливался кровью от справедливой злобы, метров за 70 до ворот в нем что-то начинало неукротимо клокотать. А приблизившись на расстояние в 5 - 10 метров, начальник гарнизона принимался крыть нас (если употребить выражение
Маяковского) 'пробковым матом' Показывая указательным пальцем на землю перед будкой, он спрашивал меня, дрожа от ярости всем своим осанистым телом:
- Это… Это… Вот это… - что?! Что это?! Да: это?! Да!!!
- Это - листочки, - смиренно и правдиво отвечал я, опасаясь, как бы могущественный полковник на почве своего справедливого гнева не отменил к чертовой бабушке результаты моих успешно сданных экзаменов.
- …твою мать! Я сам вижу, что листочки! А почему они здесь лежат?!
- Только что нападали, товарищ полковник, немедленно сейчас же подметем! - браво отвечал я, хватаясь за метелку.
- Убрать немедленно! Вернусь - проверю! - кричал полковник и шел в свой танкистский штаб. На обратном пути вся сцена повторялась. Не зная, когда именно он появится, мы по очереди дежурили на улице с веником в руках, демонстрируя непрерывный рабочий ритм: деревья без отдыха роняют листву, а мы без отдыха ее метем… Но полковник все равно орал и матерился.
Ближе к вечеру 7 ноября, в первый день праздника, приехал на мотоцикле майор Емельянов. Остановился перед закрытыми воротами, посигналил. Я выскочил, распахнул ворота, подождал, пока он проедет, потом закрыл… Буквально через минуту майор вернулся - и опять дудит, уже с внутренней стороны ворот. Только лишь я выпустил его, только закрыл ворота - он снова вернулся и снова сигналит. При этом хохочет надо мной: я-де спать тебе не дам!
Тут случился презабавнейший казус. Открываемые и закрываемые ворота издавали довольно противный прерывистый присвист. Вдруг из штаба вышел дежурный по танковому полку, за ним - еще кто-то…Они вглядывались и вслушивались, обратив в сторону ворот встревоженные лица. Ворота присвистнули опять.
- А-а-а! Вот в чем дело! - озаренный какой-то неожиданной догадкой, завопил офицер. - Это ворота скрипят! А мы там, в штабе, думали, - принялся он объяснять мне, - что это по радио передают сигналы точного времени, и перевели стрелки на часах. В это время слышим: опять 'сигналы'! Потом - опять! У нас глаза на лоб полезли!
Здесь засигналил уже майорский мотоцикл: начальственный проказник опять требовал открыть ему ворота - и хохотал при этом до слез.
И ведь ничего не поделаешь: он в своем праве ездить, когда и где захочет, а притом остается мне прямым начальником!
Да, намучились мы в этом 'легком' наряде: 'посачковать' не удалось.
(Кстати, об этимологии сленгового значения слова сачок ( т. е. бездельник, лентяй, лодырь, стремящийся отлынивать от любой работы).
Когда-то один молодой человек, курсант военно-авиационного училища, ходивший к нам домой с явным прицелом на мою сестренку, но ей никак не нравившийся, расшифровывал это слово как аббревиатуру:
'Современный Авиационный Чрезвычайно Обленившийся Курсант', Однако слово сачок употреблялось не только в авиавойсках и применительно не к одним лишь курсантам. Да ведь есть у этого слова и прямое значение: 'инструмент для ловли бабочек, стрекоз и других летающих насекомых'. Думаю, в этом-то и секрет. В сознании людей грубого физического труда такая ловля - занятие несолидное, легкомысленное, предназначенное для лентяев. Отсюда и переносный смысл, и глагол
'сачковать' (отлынивать от работы).
Со мною вместе были тогда Матуша-Веснин, Петро Попович… И в самом деле 'Застава богатырская', как на знаменитой картине русского художника. Не знаю, кто из нас больше подходил на роль Ильи Муромца, кто - на роль Добрыни Никитича… Один Попович очевиден, хотя и не
Алеша… Все мы трое - сачки страшные, не зря нас Пупин костерил.
Еще и мало досталось. Ведь так всех листьев с земли не убрали.
Разгильдяи. Рассвистяи.
*Глава 40.**Пилорама*
Командование полка решило построить новые учебные классы. Для строительства понадобились доски. Дешевле всего обходилось собственное их производство: группу солдат отправили в командировку на станцию Голенки, где была пилорама. Ребята распускали там на доски лес, привезенный по железной дороге, и уже готовый тес возили в Чернятино на машинах полка. Большинство в этой группе составляли солдаты из взвода связи - ближайшие коллеги 'разведчиков': у нас ведь даже комсомольская организация была общая, и я был ее комсоргом.
Хозяйственные работы в командировке, на выезде, считались большим везением: на время солдат избавлялся от муштры, жил не по уставу внутренней службы, а почти что вольно, без регламента, - как на
'гражданке'. До нас доходили слухи, что хлопцы там, на пилораме, довольны жизнью.
