ни от хозяина дома не последовало. Рольф не улыбнулся, не встал из-за стола, не протянул гостям обе руки, как это делал обычно, а всего лишь поднял на них глаза, едва приоткрыв тяжелые веки, и потянулся к коробке с сигарами.
— Прошу, — сказал он сухо, раскурив сигару, выпустив первую скупую струю едкого дыма и протянув коробку Гарду и Честеру, — курите.
Наступила гнетущая пауза, которую нарушил Гард, и то по обязанности, а не по желанию:
— Я хотел бы уточнить некоторые детали, связанные с твоей научной работой, Рольф, проводимой на базе «Фирмы Приключений». Прошу тебя учесть, что это никакой не допрос, а всего лишь разговор, хотя его юридические последствия не исключены.
— А какова роль при всем при этом Фреда Честера? — спросил Бейли. — Он что, свидетель? На всякий случай? Доброволец? Или по принуждению?
— Не обижай Фреда, — сказал Гард. — Здесь он твой друг. Но если ты хочешь, я попрошу его удалиться.
— Черт с ним, — сказал Бейли, словно Честера в кабинете не было, и речь шла о человеке, в данный момент отсутствующем. — Пусть сидит, мне не жалко. Итак, я тебя слушаю.
— Ты не понял, — сказал Гард. — Это я тебя слушаю.
— Какие же необходимы детали?
«Спасибо и за то, — подумал Честер, — они на „ты“ и, кажется, говорят без откровенной вражды и неприязни. Но моя роль при этом действительно весьма сомнительна…»
— Детали даже мне интересны, Рольф, — сказал Честер вслух. — Как репортеру. Вероятно, опыты были во имя чего-то?
— Дурацкий вопрос, — констатировал Бейли. — Какой смысл ставить эксперименты, которые не во имя «чего-то», а сами по себе? Равносильно «искусству для искусства». Откровенно признаться, это была самая перспективная работа из всех, какие я когда-либо вел.
— И самая «закрытая»? — спросил Гард.
— Настолько, что даже намекнуть никому нельзя, — ответил профессор. — Кроме, разумеется, властей и полиции. Репортеры пусть затыкают уши или дают подписку молчать.
Честер сконфуженно приподнялся, но Гард остановил его движением руки:
— Фреда не трогай. Он, повторяю, здесь скорее для того, чтобы блюсти твои интересы, а не мои, и если ты этого еще не понял, это факт из твоей биографии, а не честеровской. Кстати: тебя никогда не тянуло кое-что рассказать мне, как старому другу, ведь «кое-что» можно было и приоткрыть?
Впервые Рольф Бейли выдавил из себя подобие улыбки:
— Ты угадал: тянуло! Всякая тайна для человека противоестественна, особенно для нормального и к тому же занимающегося научным поиском. Помнишь легенду о брадобрее царя Мидаса? Того самого, у которого выросли ослиные уши? Хотите выпить? Валяйте!
Рольф Бейли нажал кнопку, в стене раскрылись дверцы зеркального бара, из которого по рельсам выехал столик, уставленный разнокалиберными бутылками. Дэвид Гард, не мешкая, налил себе любимого стерфорда, а Честер, на цыпочках подойдя к столику, осторожно плеснул себе на донышко кальвадос: он очень боялся спугнуть намечающийся контакт.
— Так что там случилось с брадобреем? — напомнил Честер.
— Казалось бы, чего проще: брей себе ослиные уши хозяина и помалкивай. Так нет, ушел в чистое поле, выкопал ямку и выболтал земле все про уши, идиот! А знаете почему?
— Нет, — сказал Гард. — Твое здоровье.
— Ваше здоровье. — Рольф тоже выпил что-то. — Это еще с пещерных времен пошло — недержание. Увидел зверя или его след — скажи, иначе зверь слопает твоего соплеменника, и тебе же будет плохо. Заприметил мамонта — донеси, иначе весь род останется голодным. Вот откуда в человеке это неудержимое желание поделиться тайной, это роковое неумение ее сохранить. Тут обусловленная средой наследственность. Секретность — роскошь, которую может позволить себе лишь богатое общество. Выпьем за упразднение всех и всяческих секретов!
— Выпьем, — сказал Честер.
— Не возражаю, — добавил Гард. — Так что там случилось с брадобреем, Рольф?
— А черт его знает! — сказал Бейли. — Не помню. Но, думаю, если он болтанул ямке, тайна сразу перестала быть тайной, и царь Мидас, вероятно, «принял меры» — так это теперь называется в твоем ведомстве, Дэвид?
— Это когда отрубают голову? — сказал Гард. — Похоже. При всем при этом я все же не понимаю, каким образом тебе прикрыли опыты, если ты не брадобрей, а Дорон — не царь Мидас? Тем более что эксперименты столь перспективны?
— Понятия не имею.
— Кто-нибудь интриговал против тебя?
— Исключено. Я бы знал об этом. Нет, все случилось как гром среди ясного неба. Еще во вторник я получил от мистера Хартона… ты знал такого?
— Да, мы были знакомы, — подтвердил Гард.
— Получил от него очередную партию «живого материала», правда, с предупреждением, что последнюю: у него уже были какие-то трудности… не знаю, право, какие… А вскоре он исчез, я больше его не видел. А ты?
— Я тоже, — сказал Гард.
— Ну а в среду мне дали дополнительно солидную сумму денег, как вдруг в четверг Дорон говорит: «Профессор, ваши работы мы приостанавливаем до лучших времен!»
— В четверг, во второй половине дня? — спросил Гард. — Понятно… Теперь я предлагаю маленький сеанс телепатии. Я буду угадывать сейчас, Рол, над чем ты работал.
— Иди к черту, — спокойно произнес Бейли. — Если еще в «Бруте» ты спрашивал у меня, знаю ли я Аль Почино, ты, вероятно, прежде спросил у него, знает ли он меня…
— Логично.
— Ты все еще хочешь играть со мной в прятки? Валяй, я посмотрю, как это у тебя выйдет.
Гард смутился. Потом нахмурился:
— Прости, Рольф, я думал, ты предпочитаешь издалека. Хочешь сразу? Изволь. Ты ставил опыты на людях.
— Боже, какой телепат! — усмехнулся Бейли. — Разумеется, на людях, если тот же Аль Почино не летучая мышь, а гомо сапиенс. Нелегко же тебе далось это «открытие», с большой затратой серого вещества! Ну а теперь ты намерен «угадывать», зачем эти опыты? Давай!
— Я знаю, Рольф, только то, что твои эксперименты были делом грязным, изуверским и преступным! — сказал Гард.
— Вот как? — Бейли заметно побледнел, хотя все еще не снимал с лица иронической улыбки. — И вы оба шли ко мне, думая так? Шли к преступнику? Изуверу? Где твои наручники, Гард? Или хватит этого сержанта с его громилами?
— Не надо преувеличивать, Рольф, — примирительно сказал комиссар, едва сдерживая раздражение. — Ты упомянул о четверге. Именно в этот день я был у генерала Дорона и дал ему понять, что вышел на твой след. Истины ради добавлю, что я не знал тогда, что это именно твой след. Но поэтому Дорон и прекратил опыты: чтобы я не «открыл» тебя… Дорон хорошо знает, что можно делать, а чего нельзя, что в ладу с законом, а что в противоречии… А шли мы сюда в надежде разобраться с помощью старого друга, если он еще не утратил совесть, в том преступном и гнусном деле, в котором он, вероятно, сам участвовал не по своей воле.
— В гнусном! — повторил Бейли. — В преступном! Да что вы знаете об этом деле?!
— Все, кроме одного: зачем? — сказал Гард. — Зачем ты издевался над живыми людьми?
— В таком случае вы ничего не знаете! — воскликнул профессор. — Только внешнюю сторону вопроса! И уже — истязатель! Преступник! И это после всего, что у нас за плечами… Вот цена нашей дружбы!
— Все мы не без греха, — сказал Гард. — Но до сих пор среди нас не было преступников!
— Хорошо, — сказал профессор, беря себя в руки. — Хорошо. — Казалось, он принял какое-то важное
