Едва за женой закрылась дверь, Том поднял крышку компьютера.
На мониторе появилась надпись:
«Несанкционированный доступ. Соединение прерывается».
Несколько секунд Том сидел, лихорадочно пытаясь сообразить, что за чертовщину только что видел. Наверное, это реклама какого-нибудь детектива, это
Тут дверь открылась вновь, и голос Келли произнес:
— Пятнадцать секунд — или я начну без тебя.
5
Это был лучший подарок на день рождения, полученный за всю ее жизнь — за все пятьдесят два года! Никогда прежде ничего подобного и близко не было, даже за сотни световых лет. Ни украшенный розовым бантом спортивный «MG», подаренный Доном на сорокалетие (роскошь, каковую он в общем-то не мог себе позволить); ни серебряные часы от Картье, полученные ею на пятидесятилетие (что, как ей было хорошо известно, тоже проделало изрядную брешь в его личном счете); ни прекрасный, тонкой работы браслет, врученный всего лишь накануне…
Ни даже неделя в санатории «Грейшотт-Холл», на которую скинулись ее сыновья Джулиус и Оливер; да, конечно, мальчики постарались на славу, но неужели они вообразили, будто у нее какие-то проблемы с весом?
Впрочем, что бы они там ни выдумали, при всех своих двенадцати стоунах[4] Хилари Дюпон буквально порхала по воздуху, точь-в-точь как сейчас, когда она с легкостью выскочила из парадного, позвякивая поводком Нерона и на разные лады задавая вслух один и тот же вопрос: «В сумке, мистер Уортинг?
Писхейвен, пригород, где жила Хилари, располагался в восточной части Брайтона и представлял собой обширное, плотно забитое бунгало и коттеджами, в основном построенными еще до Первой мировой войны, переплетение улиц, тянувшееся вдоль прибрежной автострады, проходившей по краю типичного для Южного Даунса величественного мелового утеса.
Широкая полоса фермерских угодий начиналась всего в нескольких сотнях ярдов от дома Хилари. Вздумай какой-нибудь любопытный сосед в то облачное июньское утро часов этак в десять случайно выглянуть в окошко, он бы увидел, как полная, но весьма привлекательная блондинка в старом халате поверх пятнистого трико и зеленых резиновых сапогах бодро скачет по дорожке, отчаянно жестикулируя и говоря сама с собой. Следом жирный черный лабрадор зигзагами петлял от одного фонарного столба к другому, у каждого неукоснительно задирая лапу.
В конце улицы Хилари свернула налево, привычно придержала пса, пока мимо, рыча мотором, проезжал грузовичок службы доставки, и, перейдя дорогу, оказалась у ворот, за которыми открывалось поле, заросшее ярко-желтым рапсом. И пронзительным голосом, вполне способным без микрофона заглушить стадион Уэмбли, позвала Нерона, уже собравшегося было навалить кучу на чью-то подъездную дорожку:
— Нерон! Не сметь! Ко мне!
Пес поднял голову, увидел открытые ворота и весело затрусил к хозяйке, а затем собачьим галопом рванул вверх по холму и через несколько секунд исчез в зарослях рапса.
Хилари закрыла за собой ворота и вновь повторила:
— В сумке, мистер Уортинг?
Она сияла, как начищенный медный таз, и конечно же успела сообщить и Дону, и Сидонии, и Джулиусу, и Оливеру, и матери эту
Проведя двадцать пять лет на любительской сцене — главным образом, в составе брайтонской Малой театральной труппы — и всегда надеясь, что ее заметят и оценят, Хилари наконец добилась настоящего прорыва! Южное общество драматического искусства имело полупрофессиональный статус и каждое лето давало спектакли на открытом воздухе у стен Льюисского замка, а затем отправлялось в турне по всей Англии — вплоть до самого Корнуолла! Оно знаменито, о нем пишут в газетах, и ее талант непременно должны отметить.
Разве что… Господи Боже, нервы начинают пошаливать. Когда-то Хилари уже играла в этой пьесе, правда, одну из мелких ролей, но по-прежнему наизусть помнила каждую реплику.
Поднимаясь по холму вдоль края поля, она, размахивая руками, выкрикнула фразу, которую считала самой драматичной и смешной во всей пьесе:
—
Прямо над головой пролетел реактивный лайнер, заходящий на посадку в Гатуик, и Хилари пришлось немного повысить голос, чтобы слышать себя.
— В сумке, мистер Уортинг? Вас
Она продолжала идти, вновь и вновь повторяя реплику из пьесы, каждый раз меняя интонации и стараясь вспомнить, кому еще можно позвонить и похвастать своей удачей. Всего полтора месяца до премьеры! Немного же! Господи, сколько всего предстоит выучить!
Тут Хилари охватили сомнения. А вдруг у нее не получится?
Что, если она застынет столбом или хлопнется в обморок перед такой большой аудиторией? Это будет окончательный и бесповоротный провал!
Да нет, у нее все будет о'кей: как-нибудь сдюжит. В конце концов, она родилась в театральной семье. Это у нее в крови: ее дед и бабушка с материнской стороны были артистами мюзик-холла, прежде чем вышли в отставку и купили пансион у моря в Брайтоне.
Поднявшись на гребень холма, Хилари увидела впереди следующий, вытянувшийся приблизительно на милю, а по обе стороны от него — фермерские поля, кое-где затененные купами деревьев. А вот Нерон куда-то подевался. Подул сильный ветер, пригибая к земле стебли рапса и длинные ости пшеницы.
— Нерон, мальчик мой! — крикнула она, приложив ладони рупором ко рту. — Ко мне!
Почти сразу же Хилари заметила широкую проплешину в зарослях, где мелькнул хвост Нерона, — похоже, что-то мешало псу двигаться по прямой. Затем он выбрался на ровное место и бросился к хозяйке, в пасти у него болталось что-то белое.
Поначалу она подумала, что это кролик, и понадеялась, что бедняжка, по крайней мере, мертв. Хилари не вынесла бы, принеси пес к ее ногам, как он это любил делать, окровавленного, но еще живого зверька — визжащего и бьющегося в предсмертной агонии.
— Ну-ка, ну-ка, мальчик мой, что это у тебя? Фу! Фу!
И тут у нее отвисла челюсть. Не сводя глаз с находки Нерона, Хилари робко шагнула к ней, и ее затрясло от ужаса. А потом она пронзительно завизжала.
6
Рой Грейс не любил проводить пресс-конференции, но, прекрасно отдавая себе отчет в том, что полицейские — это наемные слуги общества, считал, что само общество имеет право на информацию. И ненавидел, когда журналисты плели небылицы. Мало того, у него складывалось впечатление, что эти типы в первую очередь заинтересованы вовсе не в том, чтобы донести до граждан правдивые сведения, а продать как можно больше газет и привлечь внимание максимального количества телезрителей и радиослушателей. Они, как сумасшедшие, гонялись за свежими новостями, а потом стряпали из них самые дикие истории —
