— До сегодняшнего дня не было предписания арестовывать предполагаемых подстрекателей. Следственно, вы, действуя по своему разумению, действуете против государства. Иными словами, становитесь пособником подстрекателей. Нет, не перебивайте меня. Я вам не враг, я здесь для того, чтобы предостеречь вас от неверного шага. На самом деле вы очень проницательны, вы прекрасно умеете смотреть вперед, но в данную минуту ваш орлиный взгляд изменил вам, что ли. Я понимаю ваш справедливый гнев, хотя он может повредить…
— Спасибо! Спасибо вам. Спасибо! Куда подевался мой платок?
— Возьмите мой. Ну что вы, ваше превосходительство? Будьте мужчиной, не плачьте.
— Я тронут вашим пониманием… Глубоко тронут… Это слезы благодарности…
— Полноте, ваше превосходительство! Что вы делаете?
— Целую вам руки. Не отнимайте их!
— Целуйте на здоровье. Но это можно делать и завтра. Где угодно, хоть у вас дома. А сейчас необходимо отправить приказ в Вигату о немедленном освобождении Дженуарди.
— Дайте мне двадцать четыре часа на размышление.
— Нет. Это нужно сделать сию минуту.
— Я могу вам верить?
— Можете. Вот вам моя рука. О, господи! Хватит ее целовать. Вызовите вашего начальника канцелярии и велите ему…
— Сейчас. Кажется, я нашел отличный выход из положения. Вы сказали, что на улице Кавура номер двадцать живет родственница Розарио Гарибальди-Боско?
— Да, она ему тетя. Ей девяносто три года.
— Вот и хорошо, дорогой коллега. Вы меня убедили. Я выпущу Дженуарди Филиппо…
— Слава богу!
— …и посажу старуху.
— Целуем руки, дон Лолло.
— Приветствую тебя, Джедже.
— Дон Лолло! Пиппо Дженуарди арестовали. Карабинеры.
— Известно, почему?
— За конспиранцию.
— За что?
— За конспиранцию на государство.
— За конспирацию? Пиппо Дженуарди? Да Пиппо Дженуарди понятия не имеет, что такое государство и с чем его едят!
— А сказывают, он с Гарибальди снюхался.
— С кем? Да Гарибальди уже лет десять как помер на Капрере. Слыхал про такой остров?
— Мое дело маленькое, дон Лолло, я за что купил, за то и продаю.
— Ладно, Джедже, твое дело слушать и мне передавать. Калоджерино вернулся из Палермо?
— Ага. Только что. Он был по тому адресу, какой вы ему дали, но Сасу Ла Ферлиту не нашел. Хозяева квартиры сказали, что незадолго до прихода Калоджерино этот рогоносец собрал манатки и смылся. Калоджерино так думает, что кто-то его упредил.
— Да? Возможно, Калоджерино прав. Вот что, завтра утром пораньше приведи его сюда. Попробуем разобраться, почему нам никак не изловить этого сукиного сына. Ничего, Саса Ла Ферлита, я до тебя доберусь!
— Он собирался арестовать старуху! Я полдня уговаривал его не делать этого. Так не может продолжаться дальше, нельзя сидеть сложа руки. Префект Марашанно порядочный человек, и я не желаю ему вреда, но, сколь это ни прискорбно, вынужден доложить о создавшемся положении своему и его начальству. Боюсь, он такое натворит, что потом не расхлебать. Вы со мной согласны, командор Парринелло?
— Еще бы, господин квестор! Но раз уж вы решили посоветоваться со мной, я бы предложил вам не торопиться.
— А чего ждать?! После того как Марашанно отправил в кутузку Дженуарди и собрался посадить старуху, он, того и гляди, прикажет арестовывать всех подряд, у кого на шее будет красный галстук! И шишки в результате посыплются не только на него, но и на меня. Нет, ждать нельзя. Ни в коем случае!
— Поймите меня правильно, господин квестор. Почему я советовал не торопиться? Чтобы дать другим возможность вмешаться, тогда мы сможем сказать себе, что у нас совесть чиста.
— О ком вы? Кто эти «другие»?
— Я хотел сказать, что проблему решит другой человек.
— Какой еще человек?
— Кавалер Артидоро Конильяро.
— А кто он такой?
— Супрефект Бивоны. Неужели забыли?
— Ах да, припоминаю. И ему под силу разрядить ситуацию? Вы в этом уверены?
— Уверен, господин квестор. Даю руку на отсечение.
— И как он это сделает?
— Префект Марашанно познакомил меня с письмом, которое он официально направил супрефекту. Правда, не с самим письмом, а с копией, после того как письмо ушло, так что я уже не мог ничему помешать.
— И о чем шла речь в письме?
— О приезде двух мазунов, которые намерены заразить опытную сельскохозяйственную станцию в Бивоне и вызвать эпидемию. Господин префект даже описал, как выглядят ядовитые клещи.
— И как же они выглядят?
— По описанию его превосходительства, они ярко-красного цвета и у каждого щетинки, больше двух тысяч щетинок, точно не помню, сколько.
— Господи Иисусе! Но, простите, ведь не исключено, что этот ваш супрефект, получив письмо, похоронит его в ящике стола, движимый той же щепетильностью, что и мы с вами. Вы так не считаете? Почему?
— Да потому, что Артидоро Конильяро знать не знает, что такое щепетильность: он и слова такого отродясь не слышал.
— Ну и ну!
— А кроме того, если бы на его глазах с префекта Марашанно живьем содрали кожу и поджаривали господина префекта на медленном огне, Артидоро Конильяро прыгал бы от радости.
— Даже так? Почему же?
— Известное дело. Его превосходительство Марашанно, впрочем не без оснований, здорово ему насолил. Можно сказать, поимел его, простите за грубость. Испортил ему карьеру.
— И вы думаете…
— Не думаю, а уверен. Через несколько дней копия с письма его превосходительства господина префекта ляжет с соответствующим комментарием на стол его высокопревосходительства министра внутренних дел. Конильяро не упустит этой возможности отомстить своему обидчику.
— Тем лучше. Значит, я могу быть спокойным. Уж очень мне не хотелось осведомлять…
— Я буду держать вас в курсе дела, господин квестор.
— Разрешите, синьора? Я ищу синьора Дженуарди.
— Он болеет.
— Я знаю. За мной приходил Калуццэ Недовертыш, который на складе вашего мужа работает. Я
