говорит «нет», а завтра утром «да»? Я вам не кукла, которую за ниточки дергают! Я вам не флюгер!
— И какое будет ваше решение?
— Не могу. Лицо терять не хочется.
— Лучше лицо потерять, чем…
— Чем что?
— Чем, к примеру, шкуру. Или место для сына, опять же к примеру. Бывайте здоровы, кавалер Манкузо. Я передам командору, что вы не можете оказать ему эту услугу.
— Пресвятая Дева! К чему такая спешка? Постойте, хоть в себя прийти дайте.
— Здравствуйте, синьор Скилиро.
— Синьор начальник! Что-то случилось? Неприятности у…
— У вашего зятя? У Филиппо Дженуарди?
— Как у зятя? Почему именно у Пиппо? Когда к человеку представитель закона приходит, человек в догадках теряется, тысяча мыслей в голове вертится.
— И наверняка первая из этой тысячи — мысль о Филиппо Дженуарди, единственном члене семьи, которого сейчас нет в Вигате. Он ведь в Палермо…
— Синьор Спинозо, мой зять действительно в Палермо… Кстати, откуда вы знаете, что он там? Пиппо потому в Палермо переехал, что намерен с моей помощью расширить торговлю лесом. Нужно связи установить, встретиться с людьми, с оптовиками договориться… Без этого нельзя.
— Синьор Скилиро, будем откровенны. Филиппе Дженуарди не по делам в Палермо уехал, а чтобы спрятаться.
— Тоже сказанули!! Выдумки!
— Не выдумки, а правда. Да вы, гляжу, и притворяться толком не умеете, врать за жизнь не научились, иначе бы не покраснели. Синьор Скилиро, я не стал бы вас беспокоить, если бы не думал, что вашему зятю опасность грозит. Причем с двух сторон.
— С двух сторон?
— Вас это удивляет, поскольку вы знаете об угрозе только с одной стороны — со стороны командора Лонгитано.
— А кто вторая сторона?
— Отвечаю: вторая сторона — половина итальянского государства.
— Вы меня пугаете! Что вы несете? Подождите, я окно открою, мне душно. О, Мадонна!
— Наберитесь мужества, синьор Скилиро! Если будете так дрожать, я вам больше ничего не скажу.
— Нет уж, все говорите. Все как есть!
— При одном условии: вы тоже мне все скажете.
— Конечно, скажу. Дело принимает такой оборот, что глупо в прятки играть.
— Должен сразу предупредить. Я с вами говорю не как полицейский, а как Антонио Спинозо, частное лицо и, если позволите, друг.
— Вы меня и правда пугаете.
— Давайте по порядку. В один прекрасный день вашему умнику зятю пришла в голову мысль установить с вами телефонную связь, и он написал три письма префекту Монтелузы. Это было ошибкой: префекты такими делами не занимаются.
— Три письма накатал? Почему три?
— Потому что из префектуры ему не отвечали. Из-за какой-то запутанной истории префект убедил себя, что Филиппо Дженуарди опасный подстрекатель, крамольник.
— И приказал его арестовать! Арестовать человека, который даже на выборы ни разу не ходил!
— Ну, это скорее не оправдание, а отягчающее обстоятельство: синьор Дженуарди не ходит на выборы, потому что ему не нравится этот строй и он хочет его изменить. Разве не ясно?
— Тут поправочка нужна. Пиппо никогда политикой не интересовался, он даже не знает, что это такое.
— Теперь будет знать. Не забывайте, что его арестовали. Да еще и в картотеку занесли. Если б не квестор, которого я убедил вмешаться, ваш зять до сих пор бы за решеткой сидел.
— Спасибо вам и квестору…
— Ладно, ладно. Слушайте дальше. В эти дни в Палермо все рабочие и крестьянские главари острова собрались. Карабинерам, которые по-прежнему уверены, что ваш зять входит в шайку, удалось раздобыть его адрес.
— Как?
— Как, как… Не будем об этом говорить, так и для вас лучше, и для меня. Им известно, что он в Палермо, известен его адрес, и они наизнанку вывернутся, все возможное и невозможное сделают, чтоб вашего зятя поиметь, показав, что он снюхался со смутьянами. Иначе доблестным карабинерам лицо не спасти. Это про роль государства. Что касается роли мафии, то есть командора Лонгитано, тут уже слово вам. Выкладывайте все, что знаете. Между командором и Пиппо Дженуарди явно черная кошка пробежала. Голову на отсеченье даю, что и за нежеланием компании Спарапьяно поставлять Дженуарди лес, и за отказом землевладетелей разрешить установку телефонных столбов на их земле, и за поджогом экипажа стоит наш дон Лолло. Что с вами? Вы плачете?
— Еще бы мне не плакать, когда мой бедный зять оказался между двух огней! С одной стороны — государство, с другой — мафия.
— Он не один такой, если это может вас утешить. Три четверти сицилианцев находятся в том же положении: с одной стороны — государство, с другой — мафия. Но мы теряем время, которого у нас в обрез. Положение серьезное. А потому необходимо, во-первых, чтобы Пиппо Дженуарди немедленно уехал из Палермо в другое место, а во-вторых, чтоб вы ему туда не писали. Те, кому это надо, найдут способ добраться до писем и установят по конвертам его новый адрес.
— Можно воспользоваться оказией. Моя Лиллина неважно себя чувствует — женские хворости. Через пару дней она едет с сестрой в Палермо, к гинекологу. Я все передам Пиппо через Лиллину, так будет надежнее.
— Отлично. А теперь расскажите мне, чего он не поделил с доном Лолло Лонгитано.
— Сюрприз, сюрприз, сюрприз!
— Дон Лолло! Неужто вы! Пресвятая Богородица! Умираю!
— Синьор Дженуарди! Синьор Дженуарди! Что с вами? Вам плохо? Никак, обмер, сукин сын! Ничего, сейчас он у меня очухается!
— О господи! Вы меня бьете?
— В чувства привожу.
— Господи! Так и до смерти забить недолго.
— Подумаешь, по щекам похлопал! Фу, какая вонь! Это еще что за фокусы?
— Это я обделался. Вы разрешите мне помолиться перед тем, как… Ведь разрешите, дон Лолло? Боже милостивый, каюсь… Призри на страдание мое и на изнеможение мое и прости все грехи мои.
— Хватит дурака валять, синьор Дженуарди.
— Дева Мария, мне холодно! Озяб я, аж трясет всего. Можно, я одеяло натяну?
— Натягивайте на здоровье. И бросьте ныть! Слезы-то утрите.
— Они сами текут. Дева Мария, как холодно! Аж трясет всего.
— Да успокойтесь вы наконец, синьор Дженуарди! Успокойтесь и послушайте, что я вам скажу. Я хоть и болею, а дал себе труд приехать из Монтелузы в Палермо, чтобы с вами отношения выяснить.
— Извините за вопрос, вы при оружии?
— А как же!
— Господи! О, Мадонна! Зачем револьвер вынимать? Убить меня задумали? Боже милостивый, призри на страдание мое и на изнеможение мое и прости все грехи мои.
