благополучным прибытием на место. Но стоило ему отстегнуть кошки, как за спиной послышались быстрые шаги. Он обернулся как раз вовремя, чтобы заметить высокого худого мужчину в одежде стражника, бегущего к нему с трезубцем наперевес. Солдат успел открыть рот, чтобы предупредить товарищей, но Руиз увернулся от трезубца и ударил его только что снятыми кошками. Крючья впились стражнику в глотку, и крик превратился в неприятный булькающий звук. Руиз подхватил трезубец прежде, чем тот звякнул о камень. Несчастный перевалился через Стену Мира и беззвучно исчез в Аду. Победитель присел у парапета, надеясь, что убитый не успел поднять тревогу.
Прошло несколько минут, но все было тихо. Пока Руиз ждал, у него было время горько пожалеть о гибели охранника, который просто исполнял свой долг. Бедняга следил, чтобы адские чудовища не бродили по краям плато и боги Ада оставались внизу. Руиза охватила глубокая печаль — как всегда, когда вследствие работы ему приходилось приносить вред ни в чем не повинным существам. В такие моменты он задумывался, почему продолжает заниматься этим ремеслом, и не находил ответа. Была ли у стражника семья? Кто ждет его с ночной вахты на стене? Перед внутренним взором Руиза возникла драматическая картина: дети с широко открытыми глазами выглядывают из окошка хижины, ради них притворяется спокойной перепуганная женщина. И все это по его вине.
Немного погодя он стряхнул с себя невеселые мысли, скользнул по ступенькам, вырубленным во внутренней стороне стены, и скрылся в ночи.
На рассвете Руиз уже шагал по пыльной, прямой как стрела дороге меж бескрайних плантаций кошачьих яблонь. Занимался день, из маленьких хижин, спрятанных под раскидистыми кронами, выходили крестьяне, чтобы ухаживать за деревьями, увешанными трубками и ведрами для сбора сока. Коренастые, круглолицые, дочерна загорелые мужчины и женщины бросали на Руиза подозрительные взгляды и отворачивались, когда он облокачивался на каменную ограду, которая тянулась по обеим сторонам дороги, и приветственно махал им. Он припомнил, что, за исключением самых больших праздников, крестьяне не могли позволить себе наркотики, которыми торговали продавцы змеиного масла. Их зависть к беззаботной жизни коробейника казалась вполне естественной.
Он пожал плечами и зашагал дальше, пока не вышел на открытое пространство, где закованные в ножные кандалы люди выкорчевывали из земли мертвые пни кошачьих яблонь. Множество надсмотрщиков в полосатых красно-белых юбках прохаживались вокруг, награждая самых ленивых арестантов ударами коротких плеток.
Руиз остановился и поманил одного из охранников, высокого костлявого человека с ввалившимися щеками и зигзагообразными татуировками надзирателя второго класса. Тот уставился на него безо всякого выражения, некоторое время смотрел, потом отошел к стене и встал, похлопывая рукояткой плети по ладони.
Руиз улыбнулся и униженно поклонился ему:
— Благородный надзиратель, могу ли я побеспокоить тебя просьбой о глотке воды?
Надсмотрщик некоторое время молча изучал его, затем рявкнул:
— Покажи документы.
Руиз послушно кивнул и стал рыться в мешке в поисках небольшой фарфоровой пластинки с поддельной печатью, на которой черным лаком была выведена каллиграфическая надпись. Все жители Фараона, путешествующие за пределами родной номархии, должны были иметь при себе подобные пластинки, удостоверявшие их личность и род занятий.
— Сейчас, сейчас… все в порядке.
Надзиратель выхватил у него пластинку и внимательно ее осмотрел. Спустя минуту хрюкнул и вернул документ хозяину.
— Деньги есть? У нас милостыню не подают. Мерка будет стоить тебе целый медный нинт.
С нарочитой озабоченностью порывшись в своих лохмотьях, Руиз вынул маленькую потертую медную монетку и протянул ее надзирателю. Тот сунул деньги в карман и повернулся к своим подопечным, которые слегка замедлили темп работы. Он бешено заорал на них, по спинам заплясали плетки.
На дальнем краю расчищенного поля притулился потрепанный паровой фургон под драным тентом. Маленький островок тени укрывал треногу, на которой помещалась большая глиняная цистерна. В ней была вода. Руиз перепрыгнул через стену и прошел мимо заключенных, провожавших его косыми взглядами.
Когда он добрался до фургона, оттуда появился маленький хмурый человечек с полоской жирной сажи на лбу и разводным ключом в руках. Судя по грубой коричневой робе, это был староста, завоевавший доверие начальства. Как и другие заключенные из свободнорожденных, он носил татуировки. Они были едва видны из-за блестящих розовых шрамов, но нескольких деталей оказалось достаточно, чтобы догадаться, что староста некогда тоже был продавцом змеиного масла. Руиз подавил беспокойство.
— Ах, добрый господин, — произнес он, широко улыбаясь, — не поможете ли вы мне…
— Вряд ли, — ответил человечек, не меняя выражения лица.
Руиз продолжал улыбаться:
— Ваш благородный надзиратель был так добр, что согласился продать мне мерку воды.
Староста невесело усмехнулся:
— Воистину «благородный надзиратель». Ты что, друг Ронтлесеса?
— Нет-нет. Я просто бродячий продавец снов.
— В таком случае я тебе помогу.
Староста сунул ключ в карман и заковылял к цистерне. Руиз понял, что ноги у бедняги были перебиты, потом срослись как попало, потому что никто не позаботился наложить шины.
— Сколько он с тебя содрал — наш благородный Ронтлесес, чтоб ему миллискорпионы яйца отгрызли? — Староста протянул грязную руку. — Давай сюда свой мех, торговец.
— Медный нинт, — ответил Руиз, подавая ему пустой мех. Староста снова горько рассмеялся, выудил из кармана ключ и отомкнул цистерну. Он повернул кран, и оттуда полилась мутноватая вода.
— Водичка-то тухлая, знаешь ли, — спокойно заметил староста. — Наверняка зеленый понос от нее разберет.
Руиз принял наполненный мех, надеясь, что иммунизаторы не подведут.
— Спасибо, добрый господин, — сказал он и сделал глоток. Вода, как и было обещано, оказалась ужасной. Он подавил позыв к рвоте, закупорил мех и повесил нашею.
Староста пожал плечами и запер цистерну:
— Не благодари меня. И не проклинай, когда у тебя кишки растворятся. Я бы дал тебе водички из личных запасов надзирателя, да не хочу, чтобы мне снова переломали ноги. В другой раз я могу и не научиться так хорошо ходить.
Руиз заверил его, что всем доволен. Староста в ответ посмотрел на него как на сумасшедшего:
— Что ж, если человек — дурак, то пусть он лучше будет счастливым дураком, чем несчастным.
— Хорошо сказано. Не дашь ли ты мне совет?
— Отчего же, пока Ронтлесес не видит, что я не копаюсь в брюхе этой груды металлолома.
— Что ты можешь сказать про Стегатум? Как он, веселый город?
Стегатум был столицей здешней номархии, одновременно являясь центром перегонки сока кошачьих яблонь и обработки прочей сельскохозяйственной продукции. Город находился в пяти километрах дальше по дороге, и там держал трактир агент Лиги.
Староста безнадежно махнул рукой:
— Стегатум? Дыра дырой. Фермеров твой товар не заинтересует, но кое-кто из ремесленников еще сводит концы с концами. Да и пара осколков блистательной аристократии сортирного толка там найдется.
Руиз задумчиво почесал подбородок:
— Можешь посоветовать приличный трактир?
Староста от души расхохотался, чем привлек внимание надсмотрщика. Калека тут же помрачнел, подобрал свой ключ и исчез в глубине фургона.
Руиз отвесил почтительный поклон надзирателю и зашагал дальше. Он гадал, какое такое преступление совершил староста, что его послали на исправительные работы. Продавцам змеиного масла полагалось чуть больше поблажек, чем остальным мелким торговцам, зато относились к ним с меньшим почтением. Их, как правило, считали безумными из-за того, что они постоянно — по доброй воле или
