Вернее, с девушкой, которую он сделал женщиной.
Потом они уснули на некоторое время. Когда проснулись, о чём-то разговаривали. О чём? Джон Хайцман напрягал память. Ему очень хотелось вспомнить, хотя бы часть разговора. И он вспомнил.
Салли говорила о том, как прекрасна жизнь. Говорила, что её отец копит деньги и купит ей участок земли, и что, возможно, на этом участке, если хватит денег, построит небольшой домик.
А Салли сама сделает на участке ландшафтный дизайн, высадит много разных растений и будет жить счастливо, воспитывая своих детей.
Джон про себя тогда решил помочь Салли. «Надо же, — думал он тогда про себя. — Всего лишь какой-то участок земли и домик необходимы для счастья этой девушке. Какие пустяки. Надо не забыть помочь ей приобрести и землю, и дом».
Но Джон забыл о своём желании. Забыл вообще о Салли. Жизнь увлекла его своими прелестями.
Новая яхта, личный самолёт приносили радость в первые дни своего появления.
Надолго увлекала лишь игра в финансовые комбинации, увлекала и увеличивала на миллиарды состояние отца, впоследствии перешедшее по наследству к нему.
Это будоражащее чувства и нервы увлечение длилось больше двадцати лет. Оно доминировало над всем остальным.
Прошёл, как бы, между прочим, один брак, потом, второй. Жёны не оставили после себя никакого следа.
После сорока лет, игра в финансовые комбинации перестала доставлять удовольствие и начались всё чаще повторяющиеся депрессивные периоды, которые и привели к глубокому депрессивному кризису.
Но сейчас Джон Хайцман не находился в состоянии депрессии. Воспоминания о Салли приятно взбудоражили его.
И одновременно раздосадовали: «Как же так получилось? Дал сам себе слово помочь Салли, девушке, которая любила меня, приобрести участок земли и дом, и забыл».
Джон Хайцман, привыкший держать обещания, особенно данные самому себе понимал: не пройдёт его раздосадованность на самого себя, пока…
Он нажал кнопку вызова своего секретаря. Когда секретарь вошёл, сидящий на постели Джон Хайцман, с трудом произнося слова, впервые за полгода заговорил:
— Пятьдесят с лишним лет назад я жил на вилле. Точного адреса не помню. В архиве адрес есть. На этой вилле работал садовник. Фамилии не помню, в архиве в бухгалтерских документах она есть.
У садовника была дочь. Звали Салли. Установить, где сейчас живёт Салли. Информация нужна мне не позднее завтрашнего утра.
Если информация будет раньше, доставьте ко мне её, вне зависимости от времени суток. Выполняйте.
Секретарь позвонил на рассвете. Когда секретарь вошёл в кабинет, Джон Хайцман сидел в кресле-коляске, стоящем у окна. Одет он был в тёмно-синий костюм-тройку, причёсан и выбрит.
— Сэр, садовник был уволен 40 лет назад и вскоре умер. Перед смертью он успел купить два гектара земли на заброшенном ранчо в штате Техас.
На этом участке стал строить дом, надорвался на строительстве и умер. Его дочь Салли достроила дом и сейчас живёт в нём.
Вот адрес. Большей информацией мы пока не располагаем. Но если прикажете — мы соберём всю необходимую вам информацию.
Джон Хайцман взял листок из рук секретаря, прочитал внимательно, потом аккуратно свернул листок, положил его во внутренний карман пиджака и произнёс:
— Вертолёт должен быть готов к вылету через тридцать минут. Приземлиться вертолёт должен за пять-десять километров от виллы в штате Техас.
В месте приземления меня должна ждать машина. Машина не представительского класса, без охраны, с одним водителем. Выполняйте.
В три часа дня Джон Хайцман, медленно прихрамывая и опираясь на трость, шёл по утрамбованной щебнем дорожке к небольшому, утопающему в зелени коттеджу.
Он увидел вначале её со спины. Пожилая женщина стояла на небольшой стремянке и мыла окно.
Джон Хайцман остановился и стал смотреть на женщину с красивыми пепельными волосами.
Она почувствовала взгляд и повернулась в его сторону. Некоторое время она внимательно вглядывалась в стоящего на дорожке старика, потом, вдруг, соскочила со стремянки и побежала в его сгорону.
Бежала легко и вообще женщина не выглядела старой. Она остановилась в метре от Джона Хайцмана, тихим взволнованным голосом произнесла:
— Здравствуй, Джонни, — и тут же опустила глаза, двумя руками прикрыла вспыхнувший на щеках румянец.
— Здравствуй, Салли, — произнёс Джон Хайцман и замолчал. Вернее, он говорил, но только про себя, не вслух: «Как ты прекрасна, Салли, и как прекрасны твои светящиеся глаза, и небольшие морщинки у глаз, так же прекрасна и добра». А вслух сказал:
— Я здесь проездом, Салли. Узнал вот, что ты живёшь здесь. Решил навестить. А может, и переночевать, если не стесню тебя.
— Я очень рада видеть тебя, Джонни. Конечно, оставайся переночевать, я сейчас одна, это завтра привезут ко мне внуков погостить на неделю.
Двое их — внучка — ей девять лет и внучок — ему уже двенадцать. Пойдём, Джонни, в дом, я тебя отваром напою. Я знаю, какой тебе нужен отвар. Пойдём.
— Ты, значит, была замужем, Салли? У тебя родились дети.
— Я и сейчас замужем, Джонни. А родился у нас один сын. А вот внуков двое, — ответила радостно Салли. — Хочешь, присядь за столик в беседке, я принесу тебе отвар.
Джон Хайцман сел на пластмассовое кресло на веранде дома, а когда Салли принесла большой бокал с каким-то отваром, спросил:
— Почему ты сказала, что знаешь, какой отвар мне нужен, Салли?
— Так отец мой для твоего отца травы собирал, сушил, потом отвары делал, и помогал твоему отцу отвар. И я травы собирать научилась. А мой папа говорил, что у тебя, Джонни, тоже это наследственное заболевание.
— Но, как ты узнала, когда я приеду?
— Я не знала, Джонни. Так, собирала, на всякий случай. А, как у тебя жизнь сложилась, Джонни? Чем ты занимаешься?
— По-разному жизнь складывалась. И занимался разным, но сейчас, мне не хочется вспоминать. Хорошо здесь у тебя, Салли, красиво, цветов много, сад.
— Да, хорошо, мне очень нравится, только видишь справа, стройку затеяли, это будет завод по переработке мусора, а слева тоже завод хотят какой-то строить, переселиться нам предлагают.
Но ты устал с дороги, видно дальней, Джонни. Я вижу, как сильно ты устал, я постелю тебе постель у окна открытого, ты ляг, отдохни. Только, отвар допей.
Джон Хайцман с трудом раздевался. Он действительно устал. Атрофированные мышцы полгода лежавшего без движения тела, едва держали его на ногах. С трудом укрывшись пледом, он сразу уснул. В последнее время без снотворного он вообще не мог уснуть. А здесь, сразу…
Утра он не видел, потому что проснулся лишь в полдень. Принял душ и вышел на веранду. Салли готовила обед в летней кухне, и ей помогали мальчик и девочка.
— Добрый день, Джонни. Видно, хорошо спалось тебе. Ты таким помолодевшим выглядишь. Вот, познакомься с внуками, это Эмми, а этого юношу зовут Джордж.
— А я Джон Хайцман, доброе утро! — протянул он руку мальчику.
— Вот и познакомились; пока мы с Эмми обед готовим, вы бы, мужчины, по саду прогулялись, аппетит нагуляли, — предложила Салли.
— Я готов показать вам сад, — сказал Джордж Хайцману.
Старик и мальчик шли по прекрасному саду. Мальчик показывал рукой на разные растения и без умолку говорил об их свойствах. Хайцман думал о своём. Когда они дошли до конца сада, мальчик сообщил:
— А за этой акацией мои апартаменты, их бабушка построила.
Хайцман отогнул ветку и увидел… На маленькой полянке за акацией стоял его домик. Из тех же пластмассовых ящиков из-под рассады. Только, крыша была сделана по-другому. И занавеска, закрывающая вход, другая.
Хайцман отогнул занавеску, слегка нагнулся и шагнул в домик. Вся обстановка в нём была прежней, только на столике стояла фотография, запаянная с двух сторон в стеклопластик. На фотографии был внук Салли.
«Всё правильно — теперь у домика иной хозяин и другая фотография».
Хайцман взял в руки фотографию и, чтобы хоть что-то сказать, произнёс:
— Ты хорошо получился на этом снимке, Джорджик.
— Но, это не моя фотография, дядя Джон. На этой фотографии изображён мальчик, с которым бабушка в детстве дружила, он просто оказался похожим на меня.
Джон Хайцман старался идти по дорожке сада, как можно быстрее, он хромал, опирался на палку и спотыкался.
Он подошёл к Салли и, часто дыша, немного путаясь, спросил:
— Где сейчас он? Где сейчас твой муж, Салли? Где?
— Успокойся, пожалуйста, Джон, тебе нельзя так сильно волноваться. Ты присядь, пожалуйста, — тихо произнесла Салли. — Так получилось, Джон, что ещё в детстве я пообещала одному очень хорошему мальчику быть его женой…
— Но это была игра, — почти выкрикнул Джон Хайцман, вскакивая с кресла, — детская игра.
— Пусть так. Значит, будем считать, что я в неё и продолжаю играть. И понарошку считаю тебя своим мужем, — произнесла Салли и тихо добавила: — мужем и любимым.
— Джордж очень похож на меня в детстве. Значит, ты родила после той ночи, Салли? Ты родила?
— Да, я родила нашего сына, Джон, он похож на меня. Но у него очень сильные твои гены, и наш внук — твоя копия.
Джон Хайцман смотрел то на Салли, то на готовящих на веранде стол мальчика и девочку и не мог больше говорить, мысли и чувства путались.
Потом, непонятно почему, даже самому себе, произнёс строгим голосом:
— Мне нужно срочно уходить. До свидания, Салли.
Он сделал два шага по дорожке, повернулся и подошёл к молча стоящей Салли.
Джон Хайцман, с трудом опираясь на трость, опустился перед Салли на одно колено, взял её руку, медленно поцеловал:
— Салли, у меня очень важные и срочные дела. Мне немедленно нужно идти.
Она положила руку ему на голову, слегка потрепала волосы:
— Да, конечно, надо идти, раз важные дела, проблемы. Если трудно тебе будет, Джон, ты приходи в наш дом. Наш сын сейчас руководит маленькой фирмой с красивым названием «Лотос», которая занимается ландшафтным дизайном.
У него нет специального образования, но я его сама научила, и он создаёт очень талантливые проекты, и у него почти нет перебоев с заказчиками. Он мне деньгами помогает, навещает каждый месяц.
А у тебя, наверное, проблемы с деньгами? И немножко со здоровьем. Ты приходи, Джон. Я знаю, как тебя подлечить, и денег у нас хватит.
— Спасибо, Салли… Спасибо… Я должен успеть! Должен…
Он шёл по дорожке к выходу, погружённый мыслями в свой план. А Салли смотрела на удаляющуюся фигуру Джона и про себя шептала «Возвращайся, любимый!»
Она повторяла эту фразу как заклинание и через час. Забыв о внуках, и не заметила, как кружил больше получаса вертолёт над её участком с маленьким домиком и прекрасным садом.
Вертолёт Джона Хайцмана ещё садился на крышу офиса, а ближайшие помощники и секретари уже находились в зале для совещаний, лихорадочно сверяли цифры, готовясь к
