Негромкого Эха… протока Таможенных Фортеций… а куда подевалась водяная галерея Купеческих Палаццо… а где перекресток Оловянного Ясеня и Говорящих Парусов? Кажется, даже каменные глыбы набережных потекли…
В затылок Иосифу бил знойный ветер. Не мучил, но тревожил. Самат всегда подталкивает тех, кто покидает его. Словно с гранитных губ вечного города срывается фраза: «Мое терпение на исходе». Самат вежлив с гостями, пока не приходит время прощания. В этот момент он суровеет.
– Канал Юной Воды, благородный господин.
Как же так! Куда подевался изысканный шпиль маяка? Невозможно проскочить мимо него, не заметив его.
Гость Самата обернулся.
О нет, он все-таки ухитрился пропустить Хааргад! Правда, верхние яруса маяка застелены были туманом. Но, скорее, Эльхона оттеснила образ маяка: иногда женщина способна побороть башню, сколь бы прекрасной ни была последняя…
– Благодарю тебя, – ответил Иосиф лодочнику и бросил серебряную монетку на дно посудины. У людей в провинции Багнадоф есть одна привилегия по сравнению с иными существами: гости могут и смеют унижать хозяев безнаказанно. Разумеется, если при этом соблюдаются определенные правила.
Каббалист и маг Иосиф Резник покидал провинцию Багнадоф со смешанными чувствами. С одной стороны, он упустил Эльхону. С другой стороны, их встреча вряд ли была случайной: стремление отыскать эфирную женщину, пользуясь сверхъестественными способностями, когда-то завело его в призрачный город Самат, не принеся очевидного результата; но как знать, не отыскал ли он окольную дорогу к Эльхоне? И не все ли равно, каким путем прийти к своему любимому имуществу – прямым или извилистым? Гость Самата питал надежду вновь встретиться с ней во время очередного визита. А через день это произойдет, через месяц или через год – уж как получится…
Портал Чужих Снов представляет собой тяжкую арку, испещренную хаотичными скоплениями геометрических фигур, а также клинописными знаками. Видя их, Иосиф неизменно испытывал неприятное чувство: этот язык ему не известен; мало того, он посмел родиться на несколько тысячелетий раньше иврита. Арка имела кубическую форму. Длина каждой стороны куба на вид чуть превышала десять метров. Низенький вход в Портал заставлял гостя, покидающего Самат, согнуться в три погибели. Далее следовало, не разгибаясь, подняться по узенькой, крутой и страшно неудобной лестнице к центру куба.
Там, в толще камня, неведомые строители вырубили камеру, где мог поместиться один человек среднего роста, если он встанет на колени. Иосиф, с его метр-восемьдесят-семь, упирался макушкой в потолок. Ничего, в конце концов, он привык. Стены и потолок отшлифовали до зеркального блеска.
Пять черных коленопреклоненных Иосифов повторяли движения оригинала…
От пола в камере исходило легкое свечение, не имевшее видимого источника. Каждый, кто входил в Портал, опуская голову, видел, как на холодных светящихся плитах возникают узоры, намекающие на особенный, тайный смысл, на миг становятся контрастными, а потом расплываются. Им на смену являются новые узоры… или это надписи на древнейшем языке, первоязыке? Возможно, угадай Иосиф значение хотя бы одного узора, он мог бы остаться здесь навсегда, или исполнился великой силы… Но он не угадал. Калейдоскопическая вязь только мешала ему сосредоточиться на словах, цифрах и буквах.
Когда-то он выучил ритуал наизусть. Иначе невозможно: путешествие в пространства, не терпящие людей или не предназначенные для их присутствия, способны уничтожить или исказить любой предмет, взятый в дорогу. Лист бумаги с записями может превратиться… во что угодно. Да хоть в глиняный светильник!.. Только наизусть. И не запинаться, не путаться, произносить громко, внятно, твердо, иначе произойдет беда. В ритуал не входили обычные молитвы и призывы к богу. В самом конце он содержал шесть строк, никак не связанных с каббалой, никак не приспособленных к ивриту или даже к его алфавиту. Учитель когда-то сказал: «Это и древнее, и сильнее…»
– …Ту-цал ки-хут мах-ша. Ту-цал ки-хут мах-ша…
За одни только занятия каббалой любой добропорядочный московский раввин без особых комментариев выбросил бы его из синагоги. Но какое проклятие Иосиф заслужил за подобное «углубление знаний», даже представить себе трудно.
Узоры исчезли. В камере стало холоднее. Добрый знак! Его слышат, ему готовы услужить.
– …Агжэ гаж эль таг кгар шткэграж…
Здесь следовало сделать паузу. Неведомо откуда Иосиф знал, чувствовал: он взывает к сильной сущности и перечисляет ее титулы, уважительно делая паузы между самыми важными из них.
– …Крэн’грах траш’тмор бадгжанх онгк да…
Титулатура закончилась. Теперь сама просьба:
– …До мэй.
Где-то далеко открылась дыра, отверстие, чудовищное ухо, способное, внимая, засосать говорящего и погубить его в своих глубинах. Легкий ветерок мазнул по щекам Иосифа.
– …Йарг э хаф дан’храж эль оннэ! Йарг мэфа дэг.
Кто бы ты ни был, что бы ты ни было, верни меня домой! Я стою перед тобой на коленях, я покорен, я молю о помощи.
Его слышали. Иосиф был уверен: его слышали.
Каменные зеркала поплыли. Пять черных отражений каббалиста задрожали, их очертания утратили резкость. Потолок набух абсолютной тьмой, в нем образовалась вогнутость, медленно превратившаяся в раковину, а потом в глубокую воронку. Вихрь неудержимо потянул Иосифа кверху, утягивая в воронку.
Одежда его сей же час исчезла. Умные люди в Самат приходят голыми, как и в любой другой мир, куда может привести тайная наука. Глупые люди живут столько, сколько им выпадает везения: никто в Срединном мире не способен предсказать, во что превратятся одежда и обувь при переходе через портал… но чаще всего
«Гостевая» одежда любого мира не выдерживает обратного перехода. Никогда.
Следующие несколько секунд были крайне неприятными. Каждый раз Иосиф говорил себе: «Назавтра полечу с закрытыми глазами. Запомнить!» И запоминал. Но его страх мешался с любопытством, а значит, глаза сами собой раскрывались… Он вновь и вновь видел белёсый полупрозрачный кисель, пронизанный гибкими трубами-кишками, наподобие той, по которой двигался он сам. Движение наверх бывало стремительным. Гоночный болид, предназначенный для установления очередного скоростного рекорда, не угнался бы за человеческим телом, несущимся по пищеводу иной реальности.
Иосиф в подобные моменты неизменно испытывал ужас: «Как бы не переварили здесь меня… или мою душу». Человек, сведущий в тайной науке, совершая путешествия в скрытые пространства, порой не осмеливается даже самому себе признаться в том, где именно он находится, сколь зыбко его право выжить и вернуться в исходную точку. Суть, пустившая сюда Иосифа, своенравна и не склонна чтить нерушимость договоров.
Любых.
Труба выплевывала каббалиста прямо в кисель, и на протяжении десяти или пятнадцати секунд он летел, задержав дыхание: тут нечем дышать. На миг перед его глазами открывалось истинное небо всех скрытых пространств – черная плоскость, испещренная рунами и сакральными знаками разных времен. Затем Иосиф попадал в новую трубу, ровную и прямую, с гладкими каменными стенами. Тут следовало беречь голову: скорость движения ничуть не снижалась, и один-единственный удар грозил превратить его череп в подобие разбитой салатницы.
Обратный путь всегда завершался одинаково. Иосиф чувствовал тошноту, боль в груди и заходился в крике. От собственного вопля он просыпался, хлопал рукой по будильнику и долго лежал, чувствуя себя заново родившимся. Проклятый будильник, будто верный пес, надрывался, приветствуя возвращение хозяина, хотя Иосиф не заводил его. По часам Срединного мира он провел за его пределами не более сорока секунд…
Минут десять каббалист лежал на полу своей квартиры в Миусском переулке, в центре Москвы, мысленно смакуя наслаждение от одного факта: «Вернулся! Вернулся…»
Потом он встал и отправился в ванную. Холодный пот все еще катил с него градом.
