— Похож, — вновь уронила Нурайна. Глаза ее остекленели, она резко побледнела. — Вашей повозке... повозка... такая легкая, с широкими колесами... чтобы не тонули в песке...
— Э-эй, — испугался Орешек, — ты это чего?
Нурайна продолжала монотонно и безжизненно:
— Но под колесами не песок, а камни. Горная дорога, вокруг скалы...
Орешек поднялся на ноги, тревожно заглянул сверху вниз в серо-белое, с бисеринками пота, лицо Нурайны. Бредит? Сошла с ума?
— Впереди повозки — вереница верблюдов, — невыразительно говорила женщина, — и люди, много людей... А в повозке — двое, они связаны... но я не вижу, кто это.
Орешек протянул руку, чтобы тряхнуть спятившую спутницу за плечо, но ладонь замерла в воздухе, опасливое недоумение сменилось благоговейным восторгом. Парень понял, что происходит у него на глазах. Второе Зрение, о котором он часто слышал в сказках! Дар, которым могли похвастаться очень немногие Истинные Маги!
Орешек почувствовал себя мальчишкой, который в сумерках слушает старую легенду, полную чудес и невероятных приключений.
А голос женщины тянулся ровной слабой нитью:
— Караван остановился, верблюды сгрудились... Погонщики суетятся, кричат, что впереди засыпало тропу...
Орешек опустился на колени и требовательно заглянул в невидящие глаза наследницы Первого Дракона.
— Илларни, да? На повозке — Илларни?.. Ну, говори же!
— Она скользит по склону, как ящерица... — Нурайна явно не слышала вопроса. — Вся круча в пещерках, из одной и появилась женщина. В суматохе ее не замечают, она вьется меж верблюдов, пробирается к повозке. Погонщик хватает ее за руку, она бьет его ножом... сильный, точный удар, тот умер, не крикнув. Женщина прыгает в повозку, режет путы на одном из пленников... вот, вот, встал уже! Это очень сильный, рослый мужчина, но он пьян или болен, даже стоит с трудом... Их заметили! Поднимается крик... женщина тянет мужчину за руку прочь, к пещерам... Я знаю эту женщину! Это...
Голос оборвался. С глубоким стоном ясновидящая откинулась на ковер.
Орешек метнулся к сундуку, на котором стоял кувшин с вином, наполнил чашу и вернулся к лежащей в обмороке Нурайне. Что делать? Приводить ее в чувство? А если этим он убьет чародейку? Ведь ее душа сейчас далеко...
Он сел на ковер рядом с женщиной, поставил на пол чашу и застыл, прислушиваясь к дрожащему, неровному дыханию Нурайны, боясь пошевелиться, чтобы не прогневать таинственные и грозные силы, что владели сейчас хрупким человеческим существом, — и могли его смять, раздавить, уничтожить. В сказках не раз говорилось о том, как погибали колдуны, которые пытались заглянуть дальше, чем позволяли им боги.
Шло время, но Орешек не замечал его бега. Лишь когда Нурайна коротко застонала, он рванулся к ней — и почувствовал, как затекло тело от напряженного ожидания. Бережно, нежно приподнял он безжизненную голову королевской сестры и пристроил на сгибе своего локтя.
Другой рукой осторожно поднес чашу с вином к белым губам женщины.
— Илларни, — сказал он мягко и негромко. — Илларни Звездный Блеск из Рода Ульфер. Астролог Илларни.
— Пещера, — с трудом отозвалась Нурайна. Она открыла глаза — взгляд оставался невидящим — и глотнула вина. Кожа ее чуть порозовела, она продолжила тверже: — Огромная черная статуя и жертвенник... в засохшей крови...
— Илларни там, в пещере?
— Сидит на ступеньках жертвенника. Перед ним — человек в черном, не вижу лица... Рядом на коленях стоит женщина, тот человек намотал ее длинные черные волосы себе на руку...
Лицо Нурайны исказилось, словно от боли, голос резко изменился. Орешек чуть не уронил чашу — так знакомы ему были эти хрипловатые старческие нотки.
— Что ж, мерзавец, ты все верно рассчитал! Да, спасая эту девушку, я погублю много других людей... Я понимаю, это несоизмеримо, но не смогу ради тех, кого вижу лишь в своем воображении... не смогу я ради их спасения отдать на растерзание твоим псам вот эту живую девочку! Моя слабость, мой грех, моя слепая совесть... гореть мне в Бездне до золы... Ладно, стервятник, слушай мое последнее слово: я иду на сделку! Нет, не открою тебе тайну, это было бы слишком... да я сойду с ума еще до того, как начну говорить! Но я дам слугам Кхархи Душу Пламени — готовую, сотворенную для убийств! И не вздумай торговаться, я не...
Голос пресекся. Нурайна провела рукой по воздуху, словно пытаясь поймать что-то ускользающее.
Орешек забыл всякую осторожность.
— Где это, скажи? — заорал он, сжимая кулаки и чуть не плача. — Где эта проклятая пещера?!
Нурайна всем телом потянулась в угол комнаты, где были свалены их дорожные вещи.
— Дай сюда! — требовательно вскрикнула она. — Дай скорее!..
— Что дать? — вскочил на ноги Орешек. Он был готов на все, лишь бы не оборвалась ниточка, связывающая женщину с жутким местом, где мучили его хозяина. — Что тебе? Твой мешок?.. Ах мой... Вот, держи!
Тонкие пальцы Нурайны слепо заскребли по прочной ткани мешка. Орешек яростно рванул завязки и вытряхнул на пол свой нехитрый скарб. Женщина сразу выхватила из кучки вещей бронзовый диск с серебряной насечкой в виде змей. Поднесла к лицу, приложила к щеке. Затем положила на ладонь, заскользила пальцем по серебряным линиям.
— Вода, — прочла она одно из четырех понятных слов на диске. Мечтательно повторила: — Вода, вода...
Вдруг вздрогнула, как от удара, уронила диск на ковер и широко распахнула глаза; взор вновь стал ясным, осмысленным. И уже выходя из транса, на излете волшебного порыва выдохнула твердо и уверенно:
— Нарра-кай!
33
— Раз я теперь в вашей банде — научу вас трудиться! Вы у меня спать на ходу перестанете! А ну, быстро сюда бумагу и чернила! Буду диктовать, что потребуется для сотворения и обуздания Души Пламени... если, конечно, хоть кто-нибудь из вашей мерзкой шайки умеет писать!
Джилинер удивленно взглянул на ученого. Илларни резко изменился. Возбужден, глаза блестят... но главное — манера держаться, говорить! Исчезла спокойная доброжелательность, уважение к собеседнику, наивная уверенность в том, что любые разногласия можно снять путем совместных рассуждений, веских доводов и простой логики. Теперь в его хрипловатом голосе появилась лихая наглинка, веселая дерзость, переходящая в грубость. Одно из двух: либо ученый пытается заглушить в душе угрызения совести, либо надеется, что кто-нибудь убьет его, не выдержав хамства, и старик уйдет в Бездну, не навлекая на пленницу гнев кхархи-гарр... Ну, на это пусть не рассчитывает!
— Бумага не нужна, почтеннейший Илларни, — с подчеркнутой любезностью сказал Ворон. — Говори, я запомню...
— Прежде всего нужен песок. Побольше песка, крупнозернистого, темного. Он и будет основой, на него я низведу Душу Пламени, заставлю песок воспринять ее сущность. Еще нужны холщовые мешочки, плотные и чистые, потому что Душа Пламени на первых порах своего существования в нашем мире очень чувствительна к солнечным лучам. Безопаснее первые дни держать ее в темноте, пока не дозреет. Холщовые мешки, как указывает Шадридаг, являются для этого наиболее подходящим вместилищем.
— И это все? — Джилинер был приятно удивлен.
