На помощь редеющим защитникам на стену ринулись жители «городка», даже женщины, которые, чтобы спасти своих детей от рабства или смерти, готовы были противника хоть зубами рвать. С храбростью отчаяния эти помощники перерубали веревки, по которым карабкались враги, отталкивали лестницы рогатинами, наваливались вдвоем-втроем на силуранского ополченца. Иногда им даже удавалось ткнуть факелом или плеснуть кипятком в прорезь шлема кому-нибудь из Черных Щитов.
Шаг за шагом схватка отползала к Толстухе.
Когда грайанцы прорубились туда, где на парапете лежал мост искалеченной осадной башни, дарнигар весело приказал:
— Эй, парни, малышка заскучала. Займитесь-ка ею!
Несколько бывалых воинов устремились по мосту на верхнюю площадку осадной башни, где среди обломков «короны» и трупов арбалетчиков косо торчало застрявшее в люке бревно. У одного из грайанцев был при себе предусмотрительно захваченный горшок с конопляным маслом. Наемники щедро облили маслом деревянную площадку, высекли огонь и вернулись по мосту на стену, понимая, что о башне можно уже не заботиться.
А на гребне стены тем временем схватка клубилась все ближе к Толстухе. Катапульты были отбиты у врага, солдаты поспешно осматривали их («На одной канаты порублены, а вторая, хвала Безликим, цела!»), а старый наемник осторожно и умело делал очень опасное дело: готовил зажигательные снаряды, на которые пошли остатки «небесного огня». Узкое горлышко глиняного сосуда с горючим составом затыкалось тряпкой, пропитанной конопляным маслом. Тряпка поджигалась в последний миг, когда сосуд уже лежал в ковше катапульты. В воздухе снаряд превращался в сгусток огня, несущийся на врага.
Состава хватило на три сосуда. Первый перелетом угодил в гущу ополченцев, расточая огненные ручьи, ужас и смерть.
Бойцы изменили прицел катапульты, второй и третий снаряды по крутой дуге ушли в небо и рухнули на площадку последней уцелевшей осадной башни. Пылающая лава хлынула в люк, превращая внутренность башни в преддверие Бездны, выжигая без пощады все живое и неживое.
Три башни, три тупых чудовища были мертвы! Текущий на стену ручеек Черных Щитов иссяк. Те щитоносцы, что уже были на стене, сражались с отчаянием попавших в ловушку зверей, но грайанцы, окрыленные своей победой, обрушились на них, смели в ров...
— Господин мой! — окликнул разгоряченного Орешка один из бойцов. — Я с западной стены... десятник Сайвасти...
— Ну? — требовательно спросил Хранитель. — Что там?
— Их было больше полусотни, мы точно не подсчитывали. Ловкие, как крысы, так наверх и карабкались! Когда мы подоспели, весь гребень стены был в этой дряни, а кое-кто уж и вниз спускаться начал, на грядки...
Тут голос десятника дрогнул:
— Господин мой, Тайхо убит!
С лица Орешка слетела торжествующая улыбка. Рядом горестно охнул дарнигар.
— Когда бойцы увидели малыша со стрелой в груди, — зло продолжил Сайвасти, — мне и приказывать ничего не пришлось, да и не соображал я в тот миг ничего. Мы просто пошли на них... клинками и стрелами, зубами и когтями... Мы их в клочья разнесли, в кровавую грязь!..
— Уходят! — завопил кто-то рядом. — Отступают!
Орешек вместе с остальными ринулся к парапету.
Ополченцы, ошалевшие от напора грайанцев и не сдерживаемые более цепочкой заграждения, рванули прочь от крепости. Командир Черных Щитов, увидев, что штурм сорвался, приказал протрубить отход. Щитоносцы, сомкнув сильно поредевшие ряды, покинули поле боя не спеша и с достоинством, как и подобает воинам, которые не желают признать себя побежденными.
— Вы губите мою армию! Мерзавцы, недоумки, удавка по вам плачет!..
Советники стояли, склонив голову под градом королевских упреков. Ни один даже словом не напомнил, что план атаки был разработан самим Нуртором. Напротив, на каждом лице было начертано глубочайшее раскаяние и готовность принять любую кару, которую государь сочтет достойной их великой вины.
— Ну и что мне делать дальше, во имя всех рож Тысячеликой?! Отвечайте, вы, будущая зола! Уводить войска? Удирать, подобно ошпаренному псу? Конечно! Больше ничего и не остается с этой шайкой идиотов в качестве советников! Три башни, одну за другой, как три факела... Клянусь болотными змеями и их госпожой, у меня скоро не останется ни одного бойца! Кого тогда на стену гнать? Вас? Вы хоть помните, в какой руке надо держать меч, вы... стадо!.. Все, решено! Пусть трубят отступление! Армия возвращается в Силуран!
И эти слова не устрашили советников, которые прекрасно понимали, что никуда Нуртор не уйдет. И не только из-за своего знаменитого упрямства. Главное — на подходе восьмитысячное войско, а с такой силой строптивую крепость можно попросту затоптать сапогами...
И лишь один человек, плохо знавший Нуртора, принял его слова всерьез.
Ралидж Разящий Взор недоверчиво вскинул голову, рот его исказился в болезненной гримасе — не то ухмылка, не то оскал, — а желтые глаза стали страшными, звериными.
Государь Силурана приказал трубить отступление! Армия уйдет восвояси, проклятая крепость будет торжествовать победу, а на стене ее гордо встанет самозванец в плаще со знаками Клана...
Раздвинув советников, Сокол решительно встал перед Вепрем. Все изумленно молчали, даже король поперхнулся посреди фразы.
Ралидж со странным удовольствием почувствовал на языке совсем новый вкус — терпкий вкус ненависти.
— Кажется, настало время доказать, что я и есть настоящий Сокол, — с вызовом заговорил он. — Перед выездом из Тайверана я, как полагается будущему Хранителю, был во дворце и видел план этой мерзкой крепости. Там есть потайной ход, выводящий в ущелье...
37
Никто в крепости не понял, что произошло, никто не уловил начала этого кошмара.
Только что на гребне стены кипела схватка. Силуранцы нагло, почти без поддержки лучников лезли по лестницам. Хранитель орудовал мечом и думал, что второй приступ за день — это многовато, Нуртор совесть потерял...
И тут снизу, со стороны плаца донеслись пронзительные крики и грохот.
Страшное зрелище заставило Орешка на миг сбиться с ритма дыхания. Во дворе крепости шел бой. Черные Щиты, сомкнувшись, теснили сбегающихся на шум грайанцев к шаутею. Щитоносцев становилось все больше...
— Стену держать! Копейщики, за мной! — крикнул Хранитель и ринулся по лесенке вниз.
А там уже развернулась настоящая битва. Стена черных щитов разрасталась вширь и двигалась по крепостному двору, оставляя за собой трупы солдат и жителей «городка».
«Предательство, — с холодной злобой подумал Орешек. — Потайная дверь».
И без тени сомнения вспомнил бледное лицо человека, который перед своим отъездом из столицы обязан был взглянуть на план крепости.
Если бы ненависть могла убивать, то в этот миг оборвалась бы Ветвь Левого Крыла Клана Сокола...
Крики отчаяния, лязг оружия, рев рогов, стоны раненых... Но Орешек ничего не слышал с того мгновения, когда заметил, как один из силуранцев отвел край щита в сторону и, вскинув меч, что-то крикнул своим бойцам. Забрало его шлема было вызывающе поднято. Орешек узнал багровое, окаймленное черной бородой лицо со сверкающими белами зубами.
— Здесь Нуртор, ребята! — гневно и задорно заорал Орешек. — Сам явился! А ну, сделаем доброе
