- А что, разве это не в твоих интересах, так же как и в моих? - сказал Глоссин. - К тому же ты забыл, что я тебя сегодня утром отпустил на свободу.
- Ты меня отпустил! Donner und Deyvil! [t52] Я сам себя освободил. Притом все это было тебе же нужно, да и давно это было. Ха-ха-ха! Ладно, ладно. Шутки в сторону; я ведь не прочь тебе что-нибудь подкинуть, но это дело так же тебя касается, как и меня.
- Какого черта это меня касается? Разве не все состояние этого лоботряса перешло к тебе? Дирк Хаттерайк со всех этих доходов и ломаного гроша не получил.
- Тише, тише! Говорят же тебе, все будем вместе делать.
- И все пополам поделим.
- Как, поместье пополам? Ты что же, хочешь поселиться со мною в Элленгауэне и разделить со мной баронство?
- Sturmwetter, нет! Но ты мог бы мне просто половину отдать деньгами. С тобой вместе жить? Nein. Я свой особнячок заведу где-нибудь в Мидлбурге, с цветником в саду, как у бургомистра какого.
- И деревянного льва у двери поставишь, а в саду - раскрашенную фигуру часового с трубкой в зубах!.. Но послушай, Хаттерайк, к чему тебе все тюльпаны, и цветники, и загородные дома где-то в Голландии, когда здесь, в Шотландии, тебя повесят?
Хаттерайк помрачнел:
- Der Deyvil! Повесят?
- Да, повесят, meinheer [t53] капитан. Сам дьявол не спасет Дирка Хаттерайка от виселицы, если элленгауэнское отродье здесь водворится и если наш бравый капитан зашьется здесь со своими торговыми делами! А как теперь уже поговаривают о мире, то, может быть, и высокочтимой Голландии захочется тогда своим новым союзникам угодить. Боюсь, как бы она тогда не выдала им нашего капитана, хоть она ему и родиной доводится.
- Potz Hagel, Blitzen und Donner! [t54]. Да, может быть, ты и прав.
- Только ты не думай, что я... - сказал Глоссин, видя, что слова его произвели нужное впечатление, - что я ничем тебя не отблагодарю, - и он сунул Хаттерайку в руку крупную ассигнацию. Тот принял ее совершенно равнодушно.
- Так это все? - спросил капитан. - А ты сам получил тогда половину всего груза за то лишь, чтобы но мешал нам дела делать; да мы еще вдобавок и твоим делом занялись.
- Друг мой, ты об одном позабыл: теперь ты все свое добро назад получишь.
- Да, если все мы себе шею на этом не свернем. Это мы могли бы как-нибудь и без тебя обделать.
- Сомневаюсь, капитан Хаттерайк, - сухо сказал Глоссин. - Там таможню человек двенадцать солдат караулит, и вот если мы договоримся, так это уж мое дело будет их оттуда убрать. Ладно, ладно, я в долгу не останусь, но надо же и совесть знать.
- Ax, strafe mich der Deyfel! {Пусть черт меня накажет! (нем., диал.).}. Ты меня в конце концов из терпения выведешь! Ты и грабишь и убиваешь, и хочешь, чтобы я тоже убивал и грабил; ты не в первый раз берешься за нечистые дела, как ты их называешь, и вдруг, Hagel und Windsturm, [t55] , у тебя хватает еще духу говорить о совести! Что, ты больше ничего не можешь придумать, чтобы от этого несчастного мальчонки избавиться?
- Нет, meinheer, но раз я его тебе поручаю.., то...
- Ах, мне поручаешь, это чтобы порох и пуля о нем позаботились! Ну что же, чему быть, того не миновать, но ты-то хорошо понимаешь, чем это все кончится.
- Знаешь, любезный, по-моему, прибегать к жестокости здесь совсем ни к чему, - ответил Глоссин.
- К жестокости! - сказал Дирк с каким-то стоном в голосе. - Поспал бы ты тут в пещере да видел бы ты все, что мне здесь привиделось, когда я на этой вот морской траве всю ночь ворочался и уснуть не мог! Он ведь, проклятый, снова приходил, и с переломанным хребтом, и руки и ноги растопырены, как тогда, когда я на него камень свернул. Ха-ха-ха! Да я головой поручусь, что он там вон, где ты сейчас стоишь, в судорогах, как раздавленная лягушка, корчился, потом...
- И с чего это ты, друг, об этом заговорил, - прервал его Глоссин, - или ты сам мокрой курицей стал? Ну, раз так, то наша песенка спета, и твоя и моя.
- Я мокрой курицей? Нет, я свой век прожил не для того, чтобы теперь кого-нибудь испугаться, будь он хоть черт, хоть человек.
- Ну, раз так, выпей еще глоток: ты, видно, еще не отогрелся. А теперь скажи, из прежних твоих ребят кто-нибудь есть здесь?
- Nein, все мертвы, убиты, повешены; все пошли кто ко дну, кто к черту. Браун последний был. Никого теперь в живых нет, один только цыган Габриель, да и тот, если его подмазать, уберется отсюда; но он и так молчать будет, это ему на руку. Старуха Мег, его тетка, не допустит, чтобы он проговорился.
- Какая Мег?
- Мег Меррилиз, цыганка, ведьма старая.
- А что, она жива еще?
- Жива.
- И она здесь?
- Здесь. Она тут недавно в Дернклю была, когда Ванбест Браун там кончался, и с ней было двое моих ребят да еще какие-то цыгане несчастные.
- Вот еще новая загвоздка, капитан! А как ты думаешь, она не продаст нас?
- Ну, она-то поклялась семгой, [t56], что, если мы ничего дурного мальчишке не сделаем, она насчет истории с Кеннеди ни словом не обмолвится. И видишь, хоть я ее тогда сгоряча и ножом полоснул, и руку ей поранил, и долго ее потом в тюрьме держали там у вас, der Deyvil, - старая Мег Меррилиз была тверда как сталь.
- Да, это верно, - ответил Глоссин. - А все-таки, если бы ее переправить хотя бы в Зеландию, или в Гамбург, или еще там куда-нибудь, дело было бы лучше.
Хаттерайк быстро вскочил и оглядел Глоссина с головы до ног.
- Козлиных копыт я у тебя не вижу, и все-таки ты не кто иной как сам дьявол! Но Мег Меррилиз, та подружнее с сатаной живет, чем ты: ни разу ведь еще такой бури не было, как в тот день, когда я ее кровь пролил. Nein, nein, с ней я больше не хочу связываться.
Настоящая ведьма, да и самому черту сродни, ну ладно, это ее дело. Donner und Wetter! С ней я больше связываться не стану, пусть делает как хочет. Ну, а насчет остального, так что же, если это на моей торговле не отразится, я тебя скоро от этого молодчика избавлю - дай мне только знать, когда его возьмут.
Шепотом, понимая друг друга с полуслова, оба достойных сообщника договорились между собой обо всем и условились, где в случае надобности можно будет найти Хаттерайка. Люгер же его мог спокойно стоять возле берега, так как ни одного королевского судна там в это время не было.
Глава 35
Вы из числа тех людей, что не станут служить богу, даже если сам черт им велит. Мы пришли оказать вам услугу, а вы принимаете нас за каких-то буянов.
Вернувшись домой, Глоссин среди полученных на его имя писем нашел одно весьма для него важное. Эдинбургский адвокат, мистер Протокол, извещал его, как управляющего делами покойного Годфри Бертрама Элленгауэна и его наследников, о внезапной кончине миссис Маргарет Бертрам из Синглсайда и просил уведомить об этом его клиентов на случай, если они сочтут нужным послать, кого-нибудь от своего лица в Эдинбург, чтобы присутствовать при вскрытии завещания покойной. Глоссин сразу понял, что
