(Из к/ф „Контрабанда“)Сначала было слово печали и тоски,Рождалась в муках творчества планета,Рвались от суши в никуда огромные кускиИ островами становились где-то.И странствуя по свету без фрахта и без флага,Сквозь миллионолетья, эпохи и века,Менял свой облик остров, отшельник и бродяга,Но сохранил природу и дух материка.Сначала было слово, но кончились слова,Уже матросы землю населяли.И ринулись они по сходням, вверх на острова,Для красоты назвав их кораблями.Но цепко держит берег, надежней мертвой хватки.И острова вернутся назад, наверняка,На них царят морские, особые порядки,На них хранят законы и честь материка.Простит ли нас наука за эту паралель?За вольность толкований и теорий?И если уж сначала было слово на земле,То безусловно слово „море“.
ЦУНАМИ
Пословица звучит витиевато:Не восхищайся прошлогодним небом,Не возвращайся, где был рай когда-то,И брось дурить, иди туда, где не был.Там что творит одна природа с нами,Туда добраться трудно и молве,Там каждый встречный, что ему цунами,Со штормами в душе и в голове.Покой здесь, правда, ни за что не купишь,Но ты вернешься, говорят ребята,Наперекор пословице поступишь,Придешь туда, где встретил их когда-то.Здесь что творит одна природа с нами,Сюда добраться трудно и молве,Здесь иногда рождаются цунами,И рушат все в душе и в голове.На море штиль, но в мире нет покоя,Локатор ищет цель за облаками,Тревога, если что-нибудь такое,Или сигнал: „Внимание! Цунами!“Я нынче поднимаю тост с друзьями,Цунами, равнодушная волна.Бывают беды пострашней цунамиИ радости сильнее, чем она.
49 ДНЕЙ
Суров же ты, климат охотский,Уже третий день ураган.Встает у руля сам Крючковский,На отдых — Федотов Иван.Стихия реветь продолжала,И тихий шумел океан,Зиганшин стоял у штурвалаИ глаз ни на миг не смыкал.Суровей, ужасней лишенья,Ни лодки не видно, ни зги.И принято было решенье,И начали есть сапоги.Последнюю съели картошку,Взглянули друг другу в глаза,Когда ел Поплавский гармошку,Крутая скатилась слеза.Доедена банка консервовИ суп из картошки одной,Все меньше здоровья и нервов,Все больше желанья — домой.Сердца продолжали работу,Но реже становится стук,Спокойный, но слабый ФедотовГлотал предпоследний каблук.Лежали все четверо в лежку,Ни лодки, ни крошки вокруг,Зиганшин скрутил козью ножкуСлабевшими пальцами рук.На службе он воин заправский,И штурман заправский он тут.Зиганшин, Крючковский, ПоплавскийПод палубой песни поют.Зиганшин крепился, держался,Бодрился, сам бледный, как тень,И то, что сказать собирался,Сказал лишь на следующий день:
