помню, в бытность свою официальным полевым командиром, столкнулся с офицерской группой «летучих мышей» и еле сумел унести ноги с остатками своего джамаата. С офицерскими группами практически невозможно воевать, они цепляются, как клещи, и ты подумать не успеешь, как они уже тебя опережают. Всегда на полшага впереди, и потому приходится только бегством спасаться. С солдатами-спецназовцами, конечно, воевать попроще, воевать даже можно, хотя тоже приятного мало, потому что солдатами руководят офицеры и они тоже умеют опережать мыслью твои действия и предвидят каждый очередной шаг.
Мы летели на предельно малой скорости, и все рассмотреть труда не составляло. Спецназовцы заняли единственную правильную позицию, какую в данном положении можно было занять. Склон на повороте был слишком крутым, чтобы передвигаться по нему широкой развернутой цепью, к чему, казалось бы, склоняет численное превосходство. Но идти, минуя тропу, и не держаться при этом за редкие стволы деревьев слишком сложно. Да и то там передвигаться можно было бы лишь на четвереньках, располагаясь ради устойчивости головой кверху, и двигаться вперед боком. То есть сразу сделать из себя мишень и, читая молитвы, только ждать, когда тебя застрелят. Перекрыть тропу же оказалось легко. Но встреча спецназовцев с джамаатами, идущими на соединение с Геримханом Биболатовым, произошла, как я понял, неожиданно. Группы вышли навстречу одна другой на повороте и оказались слишком близко, чтобы успеть подумать и оценить ситуацию. Просто спецназовцы в этом случае оказались более подготовленными, имеющими лучшую реакцию и первыми среагировали — открыли стрельбу на поражение. Часть склона у поворота была усеяна трупами. Я даже считать не стал, сразу прикинув, что здесь лежит не менее полутора десятков бойцов — большие потери для небольших сил Геримхана, если учитывать задачу, которую он перед собой ставил. И за поворотом еще два тела. Это спецназовцы. Но соотношение потерь показывало явное преимущества обороняющейся стороны в тактике. В принципе, так и должно было бы случиться, потому что после первого столкновения джамааты, не ожидавшие встречи, сразу отошли, а спецназовцы, напротив, укрепили свою позицию камнями. Потом джамааты собрались с силами и пошли на штурм. Штурм провести можно было бы, но проводить его следовало более решительно. А решительности бойцам, видимо, и не хватило. Они потеряли несколько человек при атаке и еще несколько человек при отступлении. И теперь ждали, что называется, у моря погоды, изредка высовываясь и постреливая и нарываясь на встречный огонь. Впрочем, здесь потерь не несла ни одна из сторон. Я насчитал шесть спецназовцев на позиции. Один из них, судя по всему офицер, к тому же не имеющий бронежилета, махал нам рукой, принимая за своих, и показывал, чтобы мы пролетели дальше.
Офицер был, судя по всему, малоопытный. Я бы на его месте задумался: как так получилось, что мы пролетели над атакующими джамаатами и никто в нас не стрелял, хотя положительный результат такой стрельбы по большому вертолету, казалось бы, должен был вдохновить и других на охоту за вертолетом маленьким. Но офицер не задумался…
Но осуждать противника за несообразительность — грех большой, и я не стал его осуждать. Значит, нам будет легче с ним справиться.
— Давай дальше, глянем, что там.
Рауф плавно поднял свою машину выше и двинулся дальше.
И бойцы джамаатов, и спецназовцы провожали нас взглядами, в которых одинаково улавливалось даже сверху, издалека, одно — надежда. И тем и другим в данной ситуации оставалось только надеяться на помощь со стороны. И они надеялись каждый по-своему, но одни — обоснованно, другие же — без оснований…
Глава 6
1. Максим Одинцов, рядовой контрактной службы, спецназ ГРУ
При всем своем желании, мама, я никак не могу поторопиться к тебе. То есть я тороплюсь, честное слово, я очень даже тороплюсь, я даже только что второпях двоих бандитов застрелил, только чтобы вырваться отсюда и дальше к тебе поторопиться. Может, даже больше, чем двоих, потому что я и в других тоже стрелял, но в них и кроме меня стреляли, а я точно видел, что в двоих попал именно я. Я бы сам всех бандитов расстрелял, только чтобы вырваться побыстрее. Но ты же этого не знаешь, ты же, даже если я тебе это скажу, не поверишь, что я тороплюсь, ты даже в состоянии подумать, что я умышленно в эту историю влез, только чтобы к тебе не попасть побыстрее…
Такое уже было однажды, если ты помнишь… Когда я непродолжительное время в студентах ходил. Ты мебель новую хотела купить, и мы договорились встретиться возле мебельного магазина. Я в автобус сел, чтобы на эту встречу поехать, а в автобус грузовик въехал. Я тогда сильно головой стукнулся, и разбитым стеклом мне голову в трех местах слегка поранило. Поранило слегка, и крови было немного. Я от помощи врачей отказался. Просто кровь вытер, и все… Но на встречу с тобой возле магазина я опоздал. Ты уже купила мебель сама и вместе с грузчиками уехала домой. Я домой приехал, когда мебель уже была расставлена…
Помнишь, как ты не поверила мне. Ты даже сказала, что я голову сам себе чем-то расковырял, только чтобы тебе не помогать. А у меня очень сильно голова после удара болела. И я даже возражать тебе привычно не стал.
Я не могу доказать и не смогу доказать тебе, мама, как я тороплюсь к тебе.
Но я тороплюсь…
Тебе все равно остается только ждать, когда обстоятельства позволят мне превратить мою торопливость в передвижение в сторону дома.
Я тороплюсь, хотя ты этого не знаешь…
Взрыв выпущенной навесом из «подствольника» гранаты на самом краю скалы, но все же непосредственно вблизи нашей позиции, заставил содрогнуться почву под локтями, упертыми в камни. Показалось, что взрыв был не один, а сразу несколько гранатометов стреляли с разных сторон, и всю скалу накрыли. Это эхо разгулялось так разудало. И почва содрогнулась так, что невольно мелькнуло опасение, что скала не такая и устойчивая, какой кажется внешне, и вполне может осесть и свалиться под склон, увлекая за собой нас. Но она устояла, и устояла бы под взрывами еще многих, наверное, гранат. Скалы более устойчивы, чем люди.
Я в правую сторону посмотрел еще до того, как успела осесть земля, камни и пыль, взрывом поднятые, но сразу определил, что у нас потери. Такой близкий взрыв не может не стать убийственным. И он стал, судя по тому, как свесил голову с камня старший лейтенант Валуев. Это я увидел уже минутой позже. Пыль и дым осели. Земля сырая после дождя, потому и осели они так быстро. И я все увидел. Рядом со старшим лейтенантом младший сержант Отраднов лежал, и старший лейтенант, так получилось, его своим телом от осколков прикрыл, потому что Отраднов в небольшом углублении устроился вместе с трофейным пулеметом. И продолжал стрелять во время взрыва и после. А дальше, за Отрадновым, двое солдат, наоборот, на возвышении в сравнении с младшим сержантом и старшим лейтенантом лежали. Они тоже головы уронили…
А дальше я лежал. Но до меня от места взрыва метров семь-восемь, у осколков гранаты «ВОГ-25» зона поражения около пяти метров. Может быть, меня и достало вместе с комьями земли и мелкими камнями, но я это только после не ощутил даже, а осознал. Но в целом, кажется, даже не ранило. Боли, по крайней мере, не было.
— Я снял гранатометчика… — сообщил Отраднов. — Погранец убит, принимаю команду на себя! Меня слушай!.. Патроны беречь… Стрелять только прицельно.
Гранатометчик точно стрелял. И хорошо, что Отраднов сумел нас от него избавить. Есть такие спецы и у боевиков, и у нас. Они гранату, как рукой, кладут, куда захотят, и не видят разницы, прямой наводкой
