общими усилиями сумеем добраться до бронированной туши. Но зверь крутился, извивался, пытаясь избавиться от непрошеного седока, так что мы даже не смогли приблизиться к нему. Огромный хвост стегал землю, оставляя на ней глубокие рытвины, могучие передние лапы когтили воздух. А мастер Триммлер, вдруг замолчав, принялся что-то сковыривать топорищем. Дракон взвыл, и на землю упала блестящая, как слюда, чешуйка, за ней еще одна. Тут же гном размахнулся топором - и из шеи чудовища, окропив сына гор, брызнула струя черной крови.
- А-а-а! - победно взвыл мастер Триммлер, продолжая разрубать неподатливую плоть.
Дракон зарычал, взмахнул крыльями, и рванулся вверх. Гном, не удержавшись на его спине, кубарем скатился в тот момент, когда зверь поднялся над землей на десяток локтей. Мы бросились к сыну гор, но тот, вскочив, подбежал к руке Добба и опустился на колени.
- Что ж ты, что ж ты, голова твоя дубовая? - бессвязно бормотал он, бережно поднимая кисть, из которой торчали разорванные сухожилия. - Что ж ты так, друже?
- Надо уходить, - сказал Лютый, пытаясь поставить мастера Триммлера на ноги. - Он скоро вернется.
Гном очумело посмотрел на Ома, сжимая в одной руке топор, в другой - останки Добба.
- Пойдем, - как можно мягче сказал я. - Пойдем в лес.
- Поздно, - тихо произнес Дрианн, указывая на небо.
Это выглядело как падающая звезда посреди светлого дня. На нас с невероятной скоростью несся ревущий огненный смерч. 'Вот и все. Пора прощаться', - как-то отстраненно подумал я. Все вокруг стихло. Смолкли лисицы. Или это все же были кошки. Даже листья на деревьях не шелестели. Артфаал обхватил мою шею обеими лапами, царапая кожу когтями, и мелко дрожал от ужаса. Однако почему-то исчезать не спешил. Я приготовился умереть. Страшно не было, скорее, не покидало ощущение странности происходящего. 'Быть убитым сказочным чудовищем, в этом есть определенный шик', - пришла в голову глупая мысль. Я даже усмехнулся ее нелепости. В последний раз посмотрел на друзей… Но прощание слишком затянулось. Нас уже должно было испепелить беспощадное пламя. Я поднял голову, страшась и одновременно на что-то надеясь… Дракон парил в голубом небе, совершая круг за кругом и опускаясь все ниже. Из пасти его уже не извергался огонь. Наконец мощные лапы коснулись земли, и чудовище уставилось куда-то в сторону деревьев. Я проследил за его замершим взглядом. У леса стоял единорог и тоже смотрел прямо в глаза ящеру. Два зверя - один неправдоподобно жуткий и злобный, другой излучающий чистое, незамутненное добро - но оба прекрасные в своей неповторимости - состязались во взглядах. Этот молчаливый поединок не прерывался ни единым звуком. Мы тоже замерли, боясь спугнуть удачу. Не знаю, сколько это длилось - мгновение, или бесконечность - но вокруг единорога засияли белые лучи, а дракона окружила багряная пульсация. Это не были ауры. Я так и не понял, что это было. Но наконец ящер покорно опустил голову и взмахнул крыльями. Единорог отвел взгляд кротких глаз, словно отпуская его, и зверь тяжело поднялся в воздух. Он сделал над нами круг и стремительно взмыл в небо. Мы ошарашенно смотрели на исчезающую в безмятежной синеве точку. Единорог медленно обошел поле боя, остановился над раздавленным телом Зарайи… над тем местом, по которому рассыпался пепел Йока… потом приблизился к нам. Он посмотрел на меня, и я заметил крупные слезы в его бархатных глазах. Я почтительно поклонился ему, то же самое сделали остальные. Волшебное животное покивало благородной головой, и хрустальный рог его полыхнул под солнцем. Затем единорог перевел взгляд на медленно распахивающиеся ворота.
Глава 12
- Восславим Луга, братья и сестры! Ибо он - защита и надежда наша! Он, в щедрости своей бесконечной, дает нам хлеб наш насущный. Он, всеблагой и всевидящий, оберегает нас от опасностей. Он, всепрощающий и всемилостивый, не отворачивается от нас, во грехе погрязших. Луг любит вас! А любите ли вы Луга, братья и сестры?
Толпа ответила нестройным, ленивым гулом. 'Еще не вошли в азарт', - мысленно отметил Падерик Третий, готовясь разразиться новыми словами прочувствованной речи, - 'Публика сегодня подобралась тяжелая'. Во дворе Главного храма толпились ремесленники с женами и детьми. Обязательные проповеди были началом кампании против темных магов. На них сгоняли по очереди обитателей всех кварталов. Сегодня Великий отец выступал перед кварталом оружейников из Северного луча. Серьезные, неулыбчивые бородатые люди, скрестив руки на груди, недоверчиво внимали сладкоголосому жрецу. Их жены, грудастые спокойные матроны, уверенные в собственном благополучии, держались рядом со своими супругами. Все они были людьми довольно зажиточными и набожными. Но молиться и жертвовать на храм предпочитали в родном квартале, более других богов уважая труженика Дадду - своего покровителя и заступника. Авторитет Луга как главного бога, конечно, тоже не отрицали, но считали: пусть ему маги молятся, коль он простирает свою защищающую длань прежде всего над ними. А о том, что Луг - изначально неизмеримо выше рангом, чем их любимый Дадда, и думать забыли. Падерик понимал: предстоит большая, многотрудная работа. Нужно не только внушить людям, что темная магия - зло, но еще и поселить в их душах страх. Перед гневом Луга, перед грехом, и перед властью земной, конечно. Его высокопреосвященство работы не боялся. Глубоко вздохнув, он снова заговорил, мягко и вкрадчиво:
- Да, дети мои! Луг любит вас и вашего покровителя. Вспомните: ведь Дадда-труженик - его сын. Все вы - почтенные горожане, все достойные люди, искусные мастера, отцы семейств. Жены ваши - образцы добродетели, дети - послушны и кротки. Да не обойдет вас Луг милостью своей, да будут руки ваши крепки, оружие, выкованное ими, острым. Да пребудет счастье в ваших домах. Но только если не будет греха на вас! - последнюю фразу Падерик выкрикнул резким, почти злым голосом, что заставило расслабившихся ремесленников удивленно вскинуть глаза на оратора. - Да! - еще громче воскликнул Великий отец. - Да! Ибо страшный, смертельный, несмываемый грех хищным зверем рыщет по нашему миру, ищет слабых духом, вводит их во искушение! - Недаром Падерик слыл одним из лучших ораторов Виндора. Он умел завладеть вниманием публики, даже такой непробиваемой. Его глаза загорелись неистовым огнем, внезапно осунувшееся лицо приобрело вдохновенное выражение. Старенькая, безо всяких украшений, ряса придавала ему смиренный вид. Он простер к толпе руки и тихо, зловеще, почти шепотом, который, однако, благодаря усиливающим артефактам слышен был во всех уголках храмового двора, уронил. - Мрак. Мрак имя греху этому. Ибо всякий, кто к нему прибег, в него и возвратится. Грязь к грязи, нечистоты к нечистотам. Мрак к мраку.
Толпа, заинтересовавшись столь впечатляющим началом, стала прислушиваться к жрецу более внимательно. Его высокопреосвященство прибавил трагизма в голос:
- Страшный зверь может проникнуть в мирные жилища ваши. Волк, прикинувшийся невинным ягненком, пожрет детей, испоганит жен, а вас самих заставит служить демонам!
Для усиления эффекта в толпе всегда шныряли несколько десятков наемных кликуш. Вот и сейчас одна начала отрабатывать полученные деньги, дурным голосом выкрикивая:
- Ой, спаси нас, Луг, от греха! Убереги деточек!
Некоторые особо чувствительные женщины уже утирали платочками глаза, крепче прижимаясь к мужьям. Те, однако, еще не проявляли беспокойства. Мысленно пожелав им провалиться во мрак вместе с их ублюдочными сопляками и толстыми женами, Падерик продолжил:
- А дитя мрака - темная магия, ибо черпает она силы от демонов. Вспомните, дети мои, быть может, прибегали вы когда-нибудь к запрещенным заговорам или заклинаниям? Или готовили, упаси Луг, незаконные зелья? Быть может, ваши жены тайком бегали к бабкам-ведуньям? Или вы сами, прельстившись легкой наживой, просили темных магов призвать вам удачу? Этим поступком вы лишили себя царства Лужьего, Счастливых долин. Покайтесь, дети мои! Покайтесь, пока не поздно!
Подсадные кликуши старались вовсю, выкрикивая на разные голоса покаянные слова. Одна так разошлась, что подбежала к Падерику и упала на колени:
- Отпусти грех, Великий отец! Отпусти, прошу!
