Сашка с нетерпением ждал от меня подробного рассказа о визите.
– Пойдем, расскажу.
Мы уединились, и я ему выложил все подробности. Сашка возмутился.
– Дурак будешь, если уступишь, раз директор сам назначил цену.
– Теперь уже неловко отказываться.
– Чего неловкого? Пиши письмо, я отнесу.
Я принялся сочинять письмо. По письменной части я понаторел на бумагах у страхового агента.
«Милостивый государь Петр Федорович, я допустил оплошность, не предупредив вас, что размер гонорара за уроки был установлен самим Александром Ивановичем, и я не беру на себя смелость что-либо изменять в его предначертаниях. Благоволите переговорить с ним лично По этому вопросу, и на любое ваше решение я заранее даю полное и безоговорочное согласие».
– «Гонорар»! «Благоволите»! «Предначертания»! Ну и дипломат! Ну и Талейран! Пускай он теперь с директором торгуется! Надписывай конверт, мигом доставлю.
Через день директор сказал:
– Петр Федорович просит вас зайти… Приступай к занятиям.
Я стал ходить на урок к Ширинкину ежедневно. Пьер поначалу ломался, был надут и амбициозен, глядел мутными глазами в угол мимо меня. Потом обошелся, обмяк. Ему надоело топыриться, а я излишне не изнурял его науками, отлично понимая, что при покровительстве директора, имея учителями всех своих будущих экзаменаторов, Пьер без боязни мог взирать на предстоящие экзамены.
На уроках мой великовозрастный ученик откровенно томился, скучал, позевывал в кулак, был рассеян, а к концу урока все чаще забывал убирать язык с губы, но едва мы кончали – стряхивал с себя сонную одурь, закуривал папироску и оживлялся. Иногда, в знак особого благоволения, доставал спрятанную в столе толстую тетрадку, куда он записывал все услышанные анекдоты, и вычитывал мне из нее новинки.
Тетрадку эту он завел недавно в подражание жениху своей сестры Люлю – барону Рамму, от которого он перенял также дурацкую манеру заканчивать речь небрежно роняемым в пространство вопросом: «А? Что?»
По поводу тетрадки с анекдотами я спросил:
– Зачем вы записываете такую чепуху?
Он поглядел на меня снисходительно:
– Еще как пригодится – в полку, например! Барон говорит, что благодаря такой вот тетрадке он повсюду – душа общества. Вот этот анекдот, например, разве не прелесть? Его можно рассказать даже дамам.
И он стал вычитывать из тетрадки анекдот, как в институт благородных девиц приехал титулованный попечитель и как институтки поднесли ему букет цветов при пении специально разученной на этот случай кантаты:
И принялся хохотать до икоты.
Однажды, спустившись после урока из мезонина, мы остановились у накрытого для обеда стола.
– Составьте мне компанию, оставайтесь обедать. Наши все уехали, одному мне будет скучно. А? Что?
Из любопытства я остался. Обед, который подавал нам старый молчаливый лакей, был, к моему удивлению, очень плох. Жидкий суп, битки и раки – все это невкусное, вчерашнее, плохо разогретое. Пьер поглощал все блюда с отменным аппетитом.
«Ах ты, пан Трык, штаны из лык: три дня не ел, а в зубах ковыряет. С чего же ты такой толстый?» На сладкое подали чай с мятными пряниками – базарным лакомством, которое можно было купить в любой деревенской мелочной лавочке.
Я вспомнил разговоры в городе о богатстве и скаредности богомольного Ширинкина и сообразил, почему скуден обед и почему мой юный жантильом[9] одет не по росту.
На пасху приехал в отпуск старший брат, корнет, во всем великолепии своего кавалерийского оперения. Пьер был не ниже ростом и даже, пожалуй, дюжее брата, но каким мизерабельным[10] должен был он казаться самому себе в своей куцей тужурке и коротеньких брючках. Райской музыкой звучали для него волнующие названия различных частей кавалерийской формы: ментик, доломан, чикчиры, ташка…
Он мысленно видел себя в форме «вольноопределяющегося», лихим кавалеристом: шинель до пят, шпоры с «малиновым звоном». Тоже, черт возьми, неплохо – «вольноперы» в полку с офицерами на дружеской ноге, столуются вместе в офицерском собрании, допущены к товарищеским выпивкам…
Наступила весна.
Как ни укатана была Пьеру дорожка к диплому, все же ему предстояло новое тяжелое испытание гордости. Экзамены приходилось держать вместе со школьниками – учениками реального училища, среди которых Пьер с его ростом и усами выглядел совершенным Митрофанушкой. Да черт с ними, с мальчишками, можно вытерпеть и насмешливые взгляды, и шуточки, и хихиканье – только бы получить диплом. Никто, впрочем, не сомневался, что экзамены пройдут гладко.
Но вмешался черт и перепутал всю игру.
В реальном училище оставалась вакантной должность инспектора. Незадолго до экзаменов на эту должность из округа прислали учителя математики Дьяченко.
С первых же шагов новый инспектор не поладил с директором, и между ними разгорелся долгий петушиный бой не на живот, а на смерть. В маленьком городе такие отношения не остаются тайной, реляции о стычках директора с инспектором оживленно обсуждались, и все гадали: кто перетянет? Одолеет ли наш
