– Эй! Эй! – позвал он.
Башня загудела, крик, многократно отразившись от сырых стен, превратился в неразборчивый вой. Наверху бешено захлопали крыльями голуби.
– Че орешь-то?
Грубый голос, доносящийся откуда-то снизу, заставил Ральфа вздрогнуть. Ему почудился свист – такой знакомый, отчаянно тонкий. Мгновенно нахлынула тошнота.
– О, да ты, что ль, дрался?
Кто-то ухватил его за полу рваной куртки и поднес масляную лампу к лицу, чуть не опалив брови.
– Ну и рожа у тебя, – собеседник хохотнул, обдав Ральфа ароматом жаркого с луковой подливой.
– Убери проклятую лампу! И вообще, ты кто?
– Я Марракс.
Собеседник убрал лампу, и Ральф, которого уже не слепило пламя, увидел смуглого бородатого человека с настороженным и недружелюбным выражением на обветренном лице.
– Меня зовут Ральф Коэн, – он заставил Марракса отпустить его одежду. – Я сюда следом за голубем пришел.
– Да?
– Что это за место? Здесь еще кто-нибудь кроме тебя живет?
Марракс зло усмехнулся:
– Попробовал бы этот кто-нибудь сюда сунуться, я б ему мигом уши поотрывал…
Старый маяк это – что, не видишь?
– Поблизости есть гавань? – Ральф сделал вид, будто не понял угрозы Марракса.
– Неа. И кораблей, сколько я тут живу, ни разу не проплывало. А за каким дерьмом ты сюда приперся, а?
– Я просто искал… кого-нибудь. Ты же сам видишь, одежды нормальной нет, одни лохмотья. Когда ел последний раз – вообще не помню.
– Да что ты говоришь? Бедняжечка!
Марракс схватил его за плечо и отбросил к стенке. Ральф свалился на какие-то мешки, и сразу же проворно вскочил на ноги. Он достал нож, но держал его за спиной, так, что противник не мог видеть оружия. Марракс спокойно поставил лампу на пол.
– Сейчас я тебе пооборву… кое-что лишнее, – пообещал он. – И, пожалуй, не только уши…
Ральф спокойно ожидал, пока противник кинется на него. Уйдя от прямого удара, он прижался к стене. Марракс неожиданно почувствовал холодное лезвие у шеи.
– Успокойся… обрыватель ушей и всего лишнего, – Ральф чувствовал небывалый прилив сил. – Может, теперь мне что-нибудь ненужное от тебя отрезать?
В ответ его противник прорычал ругательство.
– Если я уберу нож, ты ведь не будешь рыпаться? Мне от тебя ничего не нужно, только немного еды и, возможно, чего-нибудь из одежды. Ну? Будешь спокойным?
– Лады…
Ральф осторожно убрал нож. Марракс коротко вскрикнул и, размахнувшись, ударил кулаком в лицо. Оба одновременно взвыли от боли. Ральф, корчась, сполз вниз по стенке, а его противник внезапно побледнел и упал на колени, прижимая руку к груди.
Когда боль стала не такой острой, Ральф подобрал оброненный нож и повернулся к Марраксу, ожидая нападения. Но житель маяка раскачивался, втягивая воздух сквозь зубы.
– Что с тобой? – Ральф осторожно обошел противника.
– Рука… Ублюдок, я из-за тебя руку сломал…
Ральф вспомнил, что в момент удара он стоял у самой стены, касаясь затылком каменной кладки. Марракс, ударив его, ударил в камень.
– Надо же быть таким идиотом! – жестоко сказал он.
Лампа на полу освещала узкий квадрат люка, откуда, видимо, и появился Марракс.
Ральф приподнял крышку и заглянул вниз. Грубо сколоченная лестница вела в комнату, где – наконец – пахло не сыростью, а человеческим жильем. Держа лампу в левой руке, Ральф осторожно спустился. Свежая солома устилала каменный пол, в углу было устроено ложе из медвежьих и кабаньих шкур, на столе у погасшего очага стояло множество бутылок, горшков и мисок. Ральф стал вытаскивать пробки и пробовать содержимое. Отодвинув в сторону емкости с водой и кислым вином, он взял бутылку самогона и полез назад.
– Эй! Марракс! Ты живой еще?
– Да, чтоб тебя… – житель маяка немного пришел в себя и теперь сидел на куче мешков.
– На, выпей. Полегчает.
Марракс сначала поднес горлышко бутылки к носу, с подозрением понюхал. Потом его губы сложились в некое подобие улыбки.
– Спасибо.
Ральф присел рядом на мешки и смотрел, как Марракс глотает самогон. 'Интересно, как там Хэнк', – вдруг подумал он. 'Ведь мы могли бы остаться в его таверне, пить самогон, играть в карты…' – Так ты, говоришь, Ральф Коэн? – Марракс поставил пустую бутылку на пол. – Из клана, да? Аристократ?
– Да. Только не думаю, что здесь это имеет значение.
– Правильно думаешь.
Марракс встал, пошатываясь, подошел к люку. Ральф ожидал, что тот свалится вниз, не удержавшись на лестнице, но житель маяка привычно слез в комнату.
– Иди, дам поесть, – крикнул он.
Ральфу пришлось самому развести огонь и поджарить кусок мяса. Марракс соорудил себе повязку, разорвав старую рубашку.
– Оно должно быстро зажить. Здесь так всегда…
– Как?
– А ты что, недавно попал? Я так уже и счет годам потерял. Когда-то я на корабле плавал, сначала на торговом шлюпе, потом сильно проигрался в портовом кабаке.
Пришлось к контрабандистам примкнуть, чтоб долги отдать. А однажды нас нанял один высокородный. Мы должны были судно по его приказу потопить. Ну и пошло-поехало.
За один рейд он столько платил, что за месяц не могли прокутить. В конце-концов, нас, конечно, повязали, судили и отправили сюда. Заказчик пообещал добиться для нас изгнания, если мы не выдадим его. Добился, ублюдок. Лучше б я на виселице сдох… Болтаешься тут, не живой, не мертвый.
– Умереть-то всегда можно. Я вот накануне думал, что все, во второй раз помираю.
Марракс покачал головой:
– По-настоящему здесь умереть нельзя. Можно сойти с ума и стать частью проклятой долины. А если подохнешь… скажем, если какой ловкач отрубит тебе башку, то очнешься потом где-нибудь в глуши целенький. Только с таким ощущением, будто тебя наизнанку вывернули. Я как-то сам себе вены перерезал – интересно было.
Идиот…
Пользуясь разговорчивостью Марракса, которую, скорее всего, вызвал крепкий самогон, Ральф быстро спросил:
– А другие люди? Ты видел кого-нибудь?
– Само собой. Ко мне часто меченые приходят, выпить, в картишки перекинуться. И я к ним, бывает, хожу, – Марракс подмигнул, – среди них и девочки хорошенькие есть…
– И кем же они меченые?
– Долиной, ясно.
Марракс уставился на него, будто пытался разглядеть некий знак на коже.
– На мне меток нет, – резко сказал Ральф.
– Если и есть, то не разглядишь под твоими лохмотьями и грязью. Но, мне кажется, ты еще и кровью уляпан.
Ральф вспомнил стрелы, ощутил прикосновения наконечников, обжигавшие болью.