Снова Город.
Мне понадобилось несколько секунд, чтобы понять, что со мной заговорил мой благотворитель, мой бог, мой путь домой.
О, этот голос…! Милее нет на свете. Солнечный, ярко-оранжевый бархат… сухой песок пустыни… белый песок песочных часов… легкое шуршание уходящего времени… шуршание песка и гладкость бархата…
Завтра в три! Да…
Kapitel 5.
О, Джеки! О, мой горький Джеки! Мой маленький горький Джеки!
– Мне звонил Эрик.
– О… – чего он ждет? Что я, брызгая слюной, облобызаю его ноги с мольбой рассказать мне, что же Эрик сказал? О, мой горький Джеки. Как будто Эрик звонит ему в первый раз…
– 'О' – это все что ты можешь сказать? – открываю пачку 'Lucky Strike'. Осталось две сигареты. Одна из них – перевернута. Я выбираю другую. Достаю. Закуриваю.
Выпускаю дым.
– Что я должен сказать?
– Не знаю. – Джеки все еще злился на меня. Он не сел. – Он просил передать тебе кое-что.
О, это, безусловно, уже интересно. Эрик никогда не передавал мне что-либо через Джеки. Он ведь знал, что Джеки… не из нас.
Однако я молчу. Джеки скажет все, что должен сказать. Мои вопросы ни к чему.
– Он просил передать, что он сказал девушке 'Завтра в три на месте встречи'.
Я медленно киваю. Это странно. Это действительно странно. В сердце появилась не уютность. Раньше Эрик просто сразу направлял 'гостей' ко мне. Почему теперь он…?
Я киваю еще раз.
– Спасибо, Джеки.
– Франс…?
Вопросительный взгляд.
– Можно я пойду с тобой?
Я думаю секунду. Он может все испортить. Но все же он… Пусть будет дань старой дружбе. Старой, устарелой и просроченной.
Я бегу по лабиринту вперед, а Джеки все еще на распутье. Я так не люблю оглядываться назад. И мне уже совершенно не интересно как там, где стоит Джеки.
Но дружба маленькой цепью сковала сердца. И сколь бы не были слабы звенья, я все еще готов отдать жизнь за этого человека. О, мой миндальный Джеки…
Я опять медленно киваю. Вспоминаю про сигарету в руке и снова затягиваюсь.
– Только если ты скажешь хоть одно лишнее слово…
– Да. – Он даже не дал мне договорить. С интересом смотрю на него. Что это с ним сегодня?
Болезненный интерес острым клыком в самое сердце. Все-таки, что случилось с Эриком? Может это юное заблудшее создание скажет мне?
Курю. Поднимаюсь. У меня сегодня выходной. Можно пойти прямо сейчас, хотя еще только пол одиннадцатого -Тогда идем.
Зажимаю сигарету зубами. Поднимаюсь. Ключи. Запираю дверь. Мы уходим.
У Джеки есть запасные ключи. Я не помню, сколько лет назад дал их ему. Я уже не понимаю зачем. Иногда мне хочется сменить замки, чтобы он больше не приходил вот так вот – без моего ведома. Как серая надоедливая тень, которая без спросу врывается в твою жизнь. Раньше (когда?) он был частью некоего внутреннего круга.
В этом кругу все такое яркое… теплое… нежное… Я просто не уловил момент, когда Джеки пересек заветную линию и слился с тысячами серых силуэтов, которые мне так безразличны.
Мой горький миндаль, мой милый Джеки… Знаешь, что мне это напоминает? Нежность какую бессмертный испытывает к смертному. Нежность какую испытываешь к сорванному цветку – он скоро увянет, а ты будешь жить дальше. Однако цветок был прекрасен для тебя, пусть и недолго. И ты отдаешь дань цветку. Сушишь и хранишь…
Так и ты, Джеки. Ты радовал меня своей красотой. А теперь я засушил тебя и храню в память о том, как все было раньше.
Боже, не подозревал, что я такой романтик и поэт… Я не перестаю себя удивлять.
Я усмехаюсь, но Джеки не видит.
И мы идем.
Улица полна людьми. Ярко светит солнце. Как не похоже это место на то, где я был той ночью…
Спешат, спешат, суетливые животные. Потные, грязные, безынтересные. Противные мне. О, моя эгоистичная, высокомерная натура. Я ужасен.
А вот и ангел. Странно. Чистота некоторых людей написана у них на лице. Как будто тела для невинных душ рисуют особой техникой. Той же самой что и иконы.
Девушка (девочка?) в красных туфельках и в платье, какие бывают у кукол. Такое старомодное платье. Вся она выглядела как кукла. Как Парижская фарфоровая кукла…
Париж ее дом. Это видно. Платье – небесно голубое с пышной юбкой до колен. С кружевным воротником. Волосы красновато-каштановые, аккуратные локоны перевязаны ленточкой под цвет платью.
Она заметила меня и ускорила шаги. Даже среди шума толпы я мог слышать, как стучат каблучки ее красных туфелек.
С ходу она протянула мне телефон. Лицо ее осунулось. Под глазами залегли тени.
Она слушала Париж ночью. Я вижу.
Я принял телефон из ее рук, и тут же меня оглушила усталая тирада. -…я оплачу ваш счет… все что угодно, только скажите мне, как…
– Париж, – тихо перебиваю я ее и она смотрит на меня с восторгом. -…я оплачу… -…не надо. Копи деньги на билет. – Я улыбнулся. – Он стоит не мало. А я поеду туда еще не скоро… потому пока оплачу телефонный счет. Идите, ма шери.
Я подхватываю ее руку и целую кончики пальцев. Она даже не видит Джеки. Он будто не с нами. Он в другом мире.
– Да. – Парижская куколка в красных туфельках и голубом платье кивает. Я даже не знаю ее имени. Как печально.
Ангел покидает меня и уплывает прочь гулким перестуком шагов.
Смотрю на Джеки.
Он очарован. Он смотрит ей вслед.
О, мой горький Джеки, ты ей не интересен. Она никогда не будет твоей, и ты никогда не встретишь ее снова. Ты тень, проскользнувшая по краю ее сознания. Я не лучше. Я лишь ее маленькое волшебное воспоминание. Тень этого города.
Она принадлежит Парижу.
Забудь о ней.
Kapitel 6.
Осторожно зазвонил телефон. Именно осторожно. Я не знаю, как я понял это. Как я почувствовал. Я знал, кто звонит. И я знал, что этот человек обеспокоен. Так нежно обеспокоен моей судьбой.
Франс.
Я скучал по тебе.
О… нет человека, кто поймет то, что произошло лучше, чем я… Нет. Но я не могу бороться с этим ностальгическим чувством. Это странная веревка, которая тянется от меня к тебе, которая тянет меня к тебе, а тебя ко мне. Она покрыта тончайшим слоем страсти, легкими перьями грусти, несколькими каплями печали и пустоты. Веревка, которая стягивает вместе два материка, которые когда-то были одним. Ибо тут мы и есть – разделенные океаном на разных материках.
Я медлю.
Мне хочется схватить эту трубку и, задыхаясь, выкрикнуть в трубку 'ФРАНС!'.
