него уже не оставалось времени для его прогрева. Тогда он попытался дать газ и сорвать машину сразу вверх. Это ему удалось, но мотор тут же заглох и Самохин посадил его прямо на мелкий кустарник в 500 метрах от немцев. Кусты и вечерние сумерки скрыли самолет от прицельного огня противника. Снова заведя, и теперь хорошо прогрев мотор, Самохин уже на виду у бегущих к нему немецких солдат поднял самолет и улетел. Он благополучно перелетел линию фронта, и также благополучно приземлился на одном из аэродромов своей дивизии.
Такова, как пишет Кононенко, короткая и весьма неприглядная история с вопросом боевого обеспечения действий группы войск Белова в тылу врага истребительной, штурмовой и бомбардировочной авиацией.
Другое дело – транспортная авиация. Ее работе обязаны жизнью многие тысячи людей группы войск Белова. Она их кормила, одевала, вооружала, снабжала боеприпасами, горючим, медикаментами и всем тем, что необходимо войскам для жизни и ведения боя. Не следует забывать и того, что в группе были тысячи лошадей. Это значительно усложняло ее положение, ибо лошадей тоже нужно кормить. Овес, комбикорм для них тоже доставляла та же авиация. А эвакуация раненых? Опять же она -транспортная авиация. Только за февраль и март месяцы она эвакуировала 3000 человек тяжело раненых!
В группе было подготовлено 11 аэродромов, но самолеты ЛИ-2 садились лишь на двух из них. Садиться на аэродром ночью дело не простое, к тому же в небе патрулировали немецкие ночные истребители. И если транспортный самолет попадал в прицел одного из них – конец был лишь один – смерть. На другие аэродромы груз сбрасывали с более тяжелых самолетов ТБ и ТБ-3 с парашютами или просто так. Но еще большую работу производила транспортная авиация при переброске в группу войск Белова живой силы и материальной части. Она перебросила в тыл врага 4-й ВДК, 250-й ВДП, авиадесантный отряд Суржака, а в конце мая доставила батальон противотанковых ружей, заграждения, несколько моторов для танков, отряд электрозаграждений, зенитные пулеметы и, наконец, 28-30 мая перебросила на усиление группы две десантные бригады. Мессера противника вылетали на специальную ночную охоту за нашими транспортными самолетами. Не мало замечательных, бесстрашных летчиков пали смертью храбрых в неравном воздушном бою. Но больше всего страдали тяжелые ТБ-3. Огромная, малоподвижная, неповоротливая и плохо защищенная громада, загоралась от первой же очереди зажигательных пуль врага. Над ее графрированными плоскостями всегда витало облако паров бензина. Самолет был тихоходен и чем-то очень напоминал фабрику, которая каким-то чудом поднялась в воздух. Не всегда спасал летчиков и парашют, так как высота полета при выброске грузов была слишком малой. Совершить же вынужденную посадку ночью, на местности, которую не видишь, на такой громаде дело почти безнадежное. Так, например, при выброске десанта в конце мая один ТБ-3 был подбит и совершил вынужденную посадку рядом со штабом группы на вспаханное поле. Тяжелая машина прорыла целый ров в мягкой земле и, полукапонировав, задрала хвост почти на 20 метров вверх. Было ясно, что если утром противник заметит самолет, а это совсем не трудно, то он сделает все, чтобы поджечь и уничтожить его, а за одно уничтожит и населенный пункт. В самолете оставалось более трех тонн бензина. И вот всем штабом от рядового до генерала включительно всю ночь рубили и таскали ветки, и даже небольшие деревья, маскируя огромную махину. Один из членов приземлившегося экипажа – пулеметчик у турели был убит, и трое ранено, у самолета были подбиты два мотора из четырех и повреждено управление. Потребовалось исключительное искусство и воля командира корабля, чтобы посадить такую махину ночью. Часть горючего из самолета было использовано для танков, а остальное пришлось сжечь вместе с самолетом, когда противник подошел к деревне, и штабу пришлось отходить.
Выброска десантов в январе-феврале шла очень плохо: летчики, а вернее штурманы отклонялись от районов выброски на многие километры. Так, в конце января 1942 года 8-я воздушно-десантная бригада была выброшена на площади протяженностью более 100 км. А один самолет, отклонившись от курса на 180°, сбросил десантников… где-то возле города Горького. Десантники сутки прятались в лесу, а затем, остановив крестьянина, ехавшего на санях, наконец, установили свое местонахождение. Но с 8-й бригадой было плохо. Многие ее бойцы – десантники, были сброшены прямо на головы немцам. Из 2000 человек, командиру бригады подполковнику Ануфриеву удалось собрать лишь 800 человек. Отдельные, уцелевшие группы десантников действовали самостоятельно, часть присоединилась к партизанам. В ночь на 18 февраля бригаде сбрасывалось пополнение в количестве 300 человек. Здесь тоже была «неувязка», – самолеты, несмотря на сигналы с земли, сначала почему-то полетели на Вязьму и там были обстреляны зенитной артиллерией немцев. Лишь потом начали возвращаться на указанный им район. Здесь все обошлось более менее благополучно, если не считать трех не раскрывшихся парашютов. Ночью 19 февраля десантников летчики сбрасывали прямо над передним краем, где части группы Белова вели сильный ночной бой. Многие десантники опустились прямо в руки немцев. Тут летчики явно грубо ошиблись – ведь нельзя было не видеть огонь перестрелки. Правда, с сигнализацией тоже не все было благополучно. Противник довольно долго использовал нашу оплошность, заключавшуюся в том, что штаб фронта не установил твердого расписания сигнализации. Просьбы Белова исправить эту ошибку очень долгое время оставались без ответа. И противник также как и кавалеристы, разжигал костры, пускал ракеты, а наши летчики, идя на «приманку», сбрасывали ему десантников, боеприпасы, продовольствие и многое другое.
Десант же сброшенный в конце мая (21-я и 23-я воздушно-десантные бригады) прошел организовано и довольно удачно. Для приема десанта были выделены специальные площадки, организовано их охранение, существовали специальные команды для встречи десантников и оказания им помощи. Основная масса десантников высаживалась в ночь на 30 мая. Высадка началась в 22.45, самолетов противника не было и все шло хорошо. Но в 2.00 появились «Мессера» и сразу подбили три наших самолета. Два сгорели, а один сделал вынужденную посадку, о которой упоминалось выше. Из двух сгоревших самолетов спасся лишь один человек – командир корабля Пономаренко.
В ночь на 16 мая патрулировавшие два немецких Хе-111 и один Me-109 подожгли четыре наших самолета, среди них три ТБ-3 и один «Дуглас». Два «Дугласа» были повреждены на аэродроме в Бол. Вергово, их быстро замаскировали в лесу и начали исправлять повреждения. Подбитый «Дуглас» упал где-то в районе станции Угра, а один ТБ-3 километрах в 30-ти восточнее Ельни, на территории занятой противником. Два ТБ-3 совершили вынужденную посадку и один сгорел на земле, но весь экипаж и командир корабля Чиреков спаслись. У самолета были подбиты три мотора. Другой при посадке пришел в полную негодность, но экипаж самолета имел всего одного убитого и одного раненого.
17 мая удалось установить, что третий ТБ-3 командира Озерского упал в районе Выгор. Из экипажа спаслись только три человека. В ночь на 17 мая сгорел в воздухе один ТБ-3 командира корабля Кулешова. Спаслось 4 человека. Еще один ТБ-3, возвращаясь после сброса груза, вступил в бой с истребителем противника и был подожжен, погибли командир корабля ст. лейтенант Казаков, пилот лейтенант Чумаков, бортмеханик техник 1 ранга Аничкин и воздушный стрелок Косов. Раненый стрелок-радист сержант Ахметов, штурманы ст. лейтенант Черенков и Андрушевский выбросились с парашютами. В ночь на 27 мая сгорел один ТБ-3 командира корабля майора Васина, весь экипаж спасся. В эту же ночь в районе Всходы, был подбит «Дуглас» с боеприпасами. Командир корабля Васильев, единственный из экипажа не был найден.
К 20 мая в группе собралось более 30 человек летно-технического состава из подбитых самолетов, и каждый день их число увеличивалось. Таков, далеко не полный, перечень тех жертв и потерь, которые несла транспортная авиация, обслуживавшая группу войск Белова в тылу врага. Но обиднее всего было то, что все летчики в один голос жаловались, что их на аэродроме перед боевым вылетом совершенно не знакомят с обстановкой, не предупреждают, что в воздухе патрулируют истребители противника. Не зная, что делается, они, прилетев к аэродромам группы и увидев сигналы на земле, в свою очередь, сигналят бортовыми огнями и демаскируют себя. Летчики не знали даже границ занимаемого группой района. Прибывший в штаб группы полковник Агафонов не имел никаких радиосредств и радиоданных для связи с аэродромами и с ВВС фронта. Как пишет Кононенко, приезжавший в штаб группы войск Белова бригадный комиссар Литвиненко стремился пробить в штабе фронта и ВВС эту рутину, но, сколько напрасно гибло людей и самолетов?! Какая грубая беспечность, какая безграмотность, какое пугающее безразличие к людям и ко всему, что им поручено!
С первых же дней пребывания группы Белова в тылу врага, как знает читатель, очень остро стоял вопрос об эвакуации тяжелораненых. С каждым днем их становилось все больше и больше. Возникла сложная и важная проблема с их эвакуацией, и ее необходимо было решать в самые короткие сроки. Сначала раненых располагали, а точнее, просто оставляли в освобожденных населенных пунктах, но многим
