Алесь РЯЗАНОВ
З Н О М Ы
От переводчика
Белорусский поэт Алесь Рязанов (год рождения 1947) – он переведен более чем на 50 языков – прежде всего человек культуры, изначально ориентированный на «культурный поиск», а не на скандальную славу. Широкому читателю и «узкому писателю» это все еще непривычно. Трагедия в том, как замечал Я.Голосовкер, что читатель-масса не знает, что господство скандальной славы заглушает в нас высший инстинкт – инстинкт культуры.
В наше иронично-лукавое время, как и в недавно прошедшее казенно-благостное, поэт отважно напоминает всё о том же – об истине, о творчестве, о хайдеггеровской невозмутимости по отношению к вещам и о причастности к тайне.
«Зномы» – рязановские единицы субъектно-объектного познания (он еще и неутомимый словотворец) – открывают нам человека, который во всем стремится дойти до самой сути. Пафос его размышлений – антидогматизм, создание живой, вдохновляющей картины мира и личности.
* * *
Облака плывут над землей… Не принадлежат ей, не зависят от нее. Но вдруг проливаются на землю дождем и обрушиваются молнией.
Высотный житель – орел – величественно парит в небесах. Он не знает равных себе. Но вдруг срывается вниз, к добыче – в поле зрения все, что совершается на земле.
Такова поэзия, таково искусство, такова философия: должны парить высоко и заниматься «высокими» вещами, но в то же время должны соединяться с землей – дождем, молнией, хищностью орла.
* * *
В своих крайних – произвольных – проявлениях метафора использует прием черной магии: насильно соединяет то, что не желает соединяться, метафора слишком нарочитая, чтобы стать истинной, слишком мастерская, чтобы оказаться искренней. Та поэзия, где самодовлеет метафора, становится зверинцем. В нем пребывают самые разные существа, но нет ни внутреннего простора, ни свободы.
* * *
Стих значителен не звуком, который возникает в процессе произношения, а тем эхом, которое возникает после того, как он отзвучит.
* * *
Когда в огороде какое-нибудь растение гонит в рост ради самого себя, ради самого роста, то говорят про это: дичает.
В творческой среде, возможно, более, чем где-либо, существует угроза подобного одичания, роста в стебель, в ботву, потому что творческий рост – это менее всего рост единичности, отдельности, это рост индивида, тянущего за собой вид.
* * *
В структуру традиции входит и компонент будущего. Традиция – не только диалог того, что есть, и того, что было, но и того, и другого – с тем, что будет.
* * *
Каждый народ имеет хотя бы одно гениальное произведение, и это произведение – речь.
* * *
В конце концов, все можно сравнить со всем, все можно зарифмовать со всем, однако не на этих китах держится поэзия. Она, как и все сущее, держится на чрезвычайном, «воздушном» факторе – на истине.
* * *
Белорусской философии не имеем. Имеем философов, которые жили и живут в Белоруссии, однако сам строй и структура их мышления не вышли из почвы, не оплодотворились ею, а потому и не самобытны. Почва дает уникальные возможности быть не только интерпретатором чьих-то образцов мышления, но и творцом собственных. Но для этого философу, как семечку, надо открыться почве, пройти нередуцированный, полный путь роста.
А пока, как и раньше, белорусской философии больше в белорусском искусстве, в литературе, чем в самой философии. Как и раньше, ее нереализованный потенциал сохраняется в фольклоре, этнографии, истории, языке, в будничном крестьянском быте, в людских судьбах, представлениях, снах, во всей здешней природе.
* * *
«Соловей» белорусской поэзии, «скворец»… Не знаешь, чего больше в этих словах – явной похвалы или скрытой иронии. «Пернатая» поэзия, как бы она ни изощрялась, как бы ни воспевала давнишние события и сегодняшний день, не может высказать именно человеческого содержания поэзии – того, что выделяет человека из царства природы и является только его прерогативой. Человек – не природа, а межа природы, и все самое значительное и главное совершается именно на этой меже.
Не птичьих голосов не хватает нашей поэзии, а просто – человеческого голоса.
* * *
Жизненные ценности существуют и действуют на известном расстоянии от человека, открываясь только обычному зрению. Приближая их, теряем: ни мать, ни любимую невозможно увидеть в микроскоп.
* * *
Эффект творчества: со временем то, о чем пишешь, становится тем, как пишешь, и то, на что глядишь, становится тем, как глядишь.
* * *
Пишем на белом поле смысла. Все, что не соответствует ему, что не органично ему, раньше или позже, как при трансплантации, отторгается. Не зря один дзэнский философ как итог многолетних размышлений над
