Для искусства не существует молодых, как не существует зрелых или старых. В нем иные соотношения, иные категории – эстетические, а не демографические.
* * *
Был такой садовый эксперимент, когда через срезы суков в ствол яблони изо дня в день нагнетали синюю воду, – яблоки на ней со временем окрашивались в синий цвет.
* * *
В произведении должно быть острие. Без острия произведение – сломанная иголка, и мир для него закрыт, непроницаем.
* * *
Чтобы явление стало понятным, оно должно выйти из своих границ. Только выходя на территорию формы, содержание открывается для понимания.
* * *
Душа, о которой Янка Брыль сказал, что она не путешественница, определяется, пожалуй, с помощью только отрицательной частицы. Ее стихия – интуиция, а не рацио. Она принципиально ничего не «умеет» и полнее всего реализуется тогда, когда она ни к чему не принуждается и ничем заранее не программируется. Когда же она начинает «уметь», тогда нарушаются основы культуры: творчество превращается в ремесло, художники – в челядь, искусство – в службу.
* * *
Литература о войне, о деревне, об учителях или инженерах… Всем «о» присущ модус минувшего. И когда произведение не преодолело темы, оно еще немое, беспомощное.
* * *
Заветной целью искусства во все времена были не новые произведения, а новый человек. Когда эта цель терялась, искусство мельчало, «залитературивалось», становилось умением – суммой приемов и навыков.
Искусство Возрождения потому и возвышается на целую голову над другими эпохами, что голова эта принадлежала новому человеку.
* * *
Кроме общего ритма-размера, в стихе существуют и придают ему особый вид микроритмы – голоса слов, которые его «населяют».
Ритму, который не слышит этих голосов, слова ничего не сумеют сказать.
* * *
Критика – лоцман, и если она комплиментарная, то «корабль», который ей доверяет, перестает ориентироваться в пространстве, перестает понимать, кто он и где он.
* * *
Стих рождается не из властного «хочу», а из беззащитного «хочется».
* * *
Художнику не надо объявлять, к какой партии он принадлежит, за какие идеи сражается. Эти декларации, рассчитанные на казенное внимание, преодолевает в первую очередь само искусство. По своей природе оно – поединок с человеком за человека. Только тогда, когда оно уклоняется от этой роли, оно ощущает потребность в декларациях и объявлениях, куда оно и какое оно.
Художник, говоря фигурально, всегда бульший роялист, чем король, и бульший католик, чем папа римский.
* * *
В национальном зреют зерна космического, и благодаря этим зернам оно открывается и говорит миру – становится интернациональным.
Национальное и интернациональное соотносятся между собою, как явление и проявление. Бессмысленно их противопоставлять и замыкать друг на друге – они не две разные данности, а единый процесс, в котором национальное реализует свою внутреннюю перспективу – космическое.
Национальное – консервативное, но эта консервативность почвы и материнского лона, та консервативность, которая сохраняет и сберегает будущее. И тот, кто, намереваясь возможно быстрей приблизить будущее, разрушает национальное, разрушает тем самым и будущее.
Чем больше в национальном космического, тем больше в нем именно национального. И таким образом – интернационального.
* * *
В основании самых сложных искусствоведческих концепций лежит обычное интуитивное ощущение: нравится – не нравится.
* * *
То, чем так богат человек и сама жизнь – несовершенство, – необходимое и незаменимое условие эволюции. Это оно одерживает победы, принуждая человека двигаться вперед. Самая большая задержка на дороге эволюции – посчитать себя совершенным, выключиться из процесса.
В одной мудрой народной сказке замок, построенный за одну ночь героем – или, точнее, за героя – чтобы быть настоящим в глазах «экзаменатора», должен быть немного несовершенным – иметь одно кривое окошко.
Несовершенство – окошко в будущее.
* * *
В человеке соединяются и взаимодействуют два принципа, два начала – дух и плоть, сознание и бытие, огонь и дерево.
Тот, кто, намереваясь продолжить свою жизнь, гасит огонь, гасит также и дерево: и одно дерево – нет человека, и один огонь – нет человека. Он, пользуясь строчкой из давнего стихотворения Алеся Навроцкого, – «любовь дерева и огня»2.