девичником.
– Excusermoi, – на чистом французском языке извинился он (успев, однако, пробежаться по нашим лицам быстрым оценивающим взглядом) и отступил назад.
– Ничего-ничего, заходите-заходите, сильвупле! – хором защебетали девчонки.
Он не стал отпираться. Более того, почти следом зашли его приятели, к которым он, по его словам, направлялся.
Наш девичник, таким образом, был благополучно разбавлен, но, похоже, никто об этом не жалел. Даже если это было вовсе и не случайностью, а просто очередным хитрым ходом со стороны юношей – использовать в качестве приманки иностранца.
Закусив две бутылки крепленого вина вареными яйцами и бутербродами с дешевым, но ужасно вкусным шпротным паштетом, мы гурьбой выкатились догуливать вечер на ВДНХ.
Шел пушистый снег. Мы пили из горлышка «Советское шампанское», хохотали как ненормальные, пулялись снежками и валяли друг друга в сугробах.
Как я оказалась у него дома, точнее, на съемной квартире, помню смутно. Знаю одно: иначе и быть не могло. Я сразу поняла, что он будет моим. Не то чтобы я влюбилась в него с первого взгляда. Или, например, он очаровал меня своей неземной красотой. Нет. Ничего подобного.
Дело в том, что у меня в принципе не могло быть конкуренток. К тому же я всегда безошибочно угадывала СВОЕ. И он стал именно моим в первый же вечер. И на некоторое время потом. Но – не навсегда. Где я просчиталась, не пойму до сих пор.
Любовь, которую демонстрировала ему я, невозможно было испытать ни с одной из его прежних многочисленных француженок! Он рассказывал мне о своих похождениях откровенно подробно, не стесняясь, не щадя моего самолюбия. Правда, всегда приправлял свои рассказы оговорками типа: «Это было до тебя» или «Разве можно это сравнить с тем, что я испытываю к тебе?».
И все же после его рассказов мною неизменно овладевало бешенство, граничащее, как мне казалось, с сумасшествием. Я тигрицей набрасывалась на него, и мы падали вместе в бездну, именуемую страстью. И боролись неистово, и тонули в ней... Оба. Пережить подобное он, клянусь, мог только со мной. «Падам- падам-падам...»
Жерар открыл для меня Париж. «О, Пари!»
Я летала туда к нему, исхитряясь невероятно, при любом удобном случае.
Поводов летать в Париж, к сожалению, подворачивалось не так много, как мне хотелось бы.
Тогда я придумала себе удобную тему курсовой – «Традиции и новаторство в эстетике современного французского кино» – и затем адаптировала ее к теме дипломной работы. Чуть позже организовала практику в студенческом театре при французской Академии искусств. Это, конечно, не «Комеди Франсез», куда я замахнулась поначалу, но и здесь оказалось совсем неплохо. «Падам-падам-падам...»
Каждая поездка была сопряжена с недвусмысленным риском, но эта сторона моих проблем душку Жерара волновала мало.
Я же страстно желала его в Париже и обожала Париж в нем.
Я примеряла на себя Париж, как бабушкино гипюровое платье, и оно казалось мне впору.
Но что бы я ни делала, оба – и Жерар, и Париж – оставались для меня недосягаемыми. Французская богема, его друзья, его родные не спешили принять меня. Несмотря на все мои старания.
Любые расставленные мной ловушки Жерар обходил умело и профессионально. Наверное, мои ухищрения казались ему наивным детским лепетом – так быстро он рассекречивал все мои задумки. Увы, я по-прежнему существовала для него лишь в одной ипостаси. И по его мнению, должна была гордиться этим, тем более что верностью он никогда и не бравировал.
«Падам-падам-падам...»
Однажды, разозлившись до предела, я решила сыграть ва-банк.
Используя последний, самый старый и испытанный, хотя и не самый честный, способ, я заявила, что мой муж подал на развод, поскольку рассекретил нашу связь, узнав о ребенке, которого я жду от Жерара.
Это был наш последний разговор. Он отвез меня в аэропорт, посоветовал помириться с мужем и родить здорового ребенка. А его – не держать за идиота.
«Падам-падам-падам», – звучал во всю мощь голос великой Пиаф, когда я покидала город несбывшихся надежд.
«Падам-падам-падам». Я рождена, чтоб сказку сделать былью?
«Падам-падам-падам». Никому не позволительно так со мной поступать!
«Падам-падам-падам». Отчаянно билось сердце.
«Падам-падам-падам». Никогда, никогда, никогда больше такого не повторится!..
– Дусик, ты Анечке позвонила?
Выхожу из задумчивости.
– Звонила, звонила, разбудила даже. Обещала, кстати, прийти пораньше – помочь с пирогами... Умница наша... разумница.
С паршивой овцы, как говорится, хоть шерсти клок, а с племяшки непутевой – хотя бы пирог.
– На рынок едем? Я иду греть машину.
– Через пять минут спускаюсь, дорогой.
Какое счастье, что у меня есть Дусик.
Мой главный приз.
Мой Памир, мой Эверест, моя Джомолунгма.
Моя священная корова.
Разве кто-нибудь с ним сравнится? Разве этот наглец французского происхождения сто2ит хотя бы ногтя моего благородного мужа? Разве можно их даже в один ряд ставить?!
И зачем только я устраиваю прием в честь этого ничтожества? В самом деле, зачем? Пир закатываю, суечусь...
Зачем-зачем... – чтоб знал. Чтобы по носу щелкнуть. Реванш взять.
Посмотреть чтоб в наглые глаза с высоты достигнутого положения. «Падам-падам-падам...»
Первой пришла Галка. Как же чудовищно она одевается! Ведь намекнула ей, дуре, о возможности знакомства с интересным мужчиной, так даже это не повлияло на то, чтоб что-нибудь повыигрышнее натянуть на свое, мягко говоря, немаленькое тело! Сколько шмоток привозила ей из загранок, а она... все одни и те же джинсы таскает. Пока, видно, не превратятся в труху. Удобно ей в них, понимаешь ли! Постирала хотя бы. Или голову бы, что ль, помыла. Не, главное, грудь цветастым трикотажем охватила и думает, что это красиво. Кто ей такое сказал, понять не могу. Уж точно – не я.
– Галюсик, солнце мое, как славно, что ты раньше всех! Ну тихо-тихо, пес! Ишь, распрыгался, нет, ну ты глянь, как радуется, соскучился по своей спасительнице! Давно он так не бесился. Только вчера еще хромал – где-то лапу подвернул... Посмотришь? Вот и ладушки. Это хорошо, что ты в джинсах... он ведь не соображает, сколько колготки стоят... с ним не напасешься...
Ой, звонят, пошел народ!
– Привет, Валюша, классное пальто, цвет идет тебе. Как это – мой подарок? Что ты говоришь, я и забыла! Точно, года три-четыре назад, когда похудела, я и впрямь тебе его отдала. А чего ж ты его не носила? Где оно пылилось, на антресолях небось? Ну и правильно... за это время мода сделала круг почета и вернулась... теперь опять в самый раз!
– Татьяна Тимофеевна, здрасте-здрасте, как вы хорошо выглядите! Всегда, конечно, хорошенькая, но сегодня – особенно.
К чему только этот дешевый турецкий шарфик поверх фирменной кофточки? Ни к селу ни к городу. И надушилась, как обычно, – хоть мертвых выноси. На работе ей не положено пользоваться духами, так она в выходные добирает, не зная меры.
– А что у вас за парфюм? Какой дорогой запах, неужели последняя «Шанель»? Что вы говорите?! Не признала! Познакомьтесь, это Галина, это Валентина, мои подруги, проходите, пожалуйста!
Где же Нюрка? Марафетится поди, чертова кукла. Сколько можно?
Просила же прийти пораньше. А, вот, кажется, и она в дверь звонит.
– Здравствуй, Анюсик, здравствуй, куколка, мы тебя заждались. Знаю-знаю, что успеешь приготовить, ты ж у нас виртуоз!
