Богатая белая стерва

Например?

Для начала — спасибо.

Да, конечно. Спасибо, Санди. Спасибо… Спасибо.

Симфонию закончил?

А?

Ты уже целый месяц говоришь об этой симфонии. И ни о чем другом. Даже во сне. Ну, что, закончил?

Хмм. Я вот только что собирался заканчивать.

Мне можно посмотреть?

Э… Да, конечно.

Сегодня после полудня?

Э… Нет. У меня ранний ангажемент…

Отмени.

Вот так вот — взять и отменить?

Да. Я нанимаю тебя на сегодняшний вечер.

Это мне не понравилось. Я говорю — Так, знаешь ли…

Она захихикала молодым голосом. Она сказала — Нет, идиот. Ты мне нужен как эксперт, и я тебе заплачу. Семьдесят долларов.

Ангажемент мой в тот вечер был — очень приличное заведение на Верхнем Ист Сайде, я подменял их обычного пианиста, который попросил меня его поддержать, а то у него бурный внебрачный роман, в который он ввязался, чтобы компенсировать ежедневную враждебность тещи. Я рассчитывал получить сотни полторы, так что я сказал — Нет, не пойдет.

Она сказала — Я не могу заплатить тебе больше за то, что ты сделаешь. Но будут премиальные.

А, да?

А как же. Если ты завершишь проект меньше, чем за четыре часа, то получишь двести долларов.

Я стоял на тротуаре, нервно куря.

Кто их знает, этих голубокровных. Она могла не найти улицу. Она могла не заметить меня на улице. Она могла решить, что я передумал и уехал в Аргентину. Я не люблю Аргентину, но она-то об этом не знала. Я стоял, курил и разглядывал в упор ворчливых прохожих, и удивительно просто, что никто из них не обиделся за все это время. Многие люди в этом городе, особенно у кого мускулы большие — очень закомплексованы и не любят, когда на них глазеют. Их это стесняет, и они способны тут же устроить скандал с мордобоем, если их разглядывают. Я уже собирался закуривать снова когда увидел черный Форд Эксплорер, лихо входящий в левый поворот. Машина рыкнула сигналом на рассеянного среднего возраста и профессорского вида мужчину, увеличила скорость, и резко затормозила возле меня. Дверь с пассажирской стороны распахнулась — изнутри на нее яростно нажали — и снова захлопнулась. Затем ее открыли опять, и на этот раз Санди выставила ногу с водительского сиденья, чтобы остановить непослушную дверь.

Она радостно закричала — Запрыгивай!

Я запрыгнул. Я поцеловал ее. Я хотел, чтобы поцелуй продлился дольше, но она была очень нетерпелива — что-то у нее было такое на уме сегодня.

Она говорит — Вот это?

Я отдал ей партитуру, которую только что распечатал.

Она говорит — Спасибо. Сиди и не двигайся, я сейчас.

Она переключила рычаг на парковку и выскочила наружу. Задняя дверь, открывающаяся вверх, скрипнула. Я оглянулся. Санди оперировала портативным факсом и тихо ругалась последними словами.

Я говорю — Куда ты это посылаешь?

Она говорит — Не бойся, не украдут.

Я хотел бы знать.

Скоро узнаешь. Заткнись и дай мне тут закончить.

Некоторое время она возилась со страницами и кнопками. Удовлетворенная, она позволила машинке работать без ее помощи, захлопнула дверь, и снова материализовалась на водительском сидении — солнечная, счастливая, ослепительная, сердитая, и смешливая.

Она говорит — Пристегнись и ничего не бойся.

Следующие несколько кварталов факс позади нас мычал и урчал. Затем он дважды бибикнул и выключился. Санди кивнула и подняла к небу большой палец. Я взял ее за запястье и захватил палец губами.

Она говорит — Не смей.

Засмеялась.

Она говорит — Не сейчас.

Глаза у нее сверкали.

Она была страстным, импульсивным водителем. Ее Эксплорер — если вы видите голубокровного, который едет в чем-то помимо Ройса, так это они думают, что ведут себя незаметно — устремлялся вперед как ракета каждый раз, когда светофор — не обязательно тот, который был перед нами — переключался. На зеленый свет ему тоже не обязательно было переключаться. Красный устраивал Санди в той же степени, что и зеленый, а желтый ее возбуждал неимоверно. Она меняла полосы под неестественным углом. Она подрезала грузовики, автобусы и желтые такси по желанию. На экспресс-шоссе естественная скорость Санди была — девяносто миль в час. Каждый раз, когда ее нога в белом сникере вжимала акселератор в пол, победная улыбка появлялась на ее губах. На ней были синие джинсы, белая футболка, и кожаная куртка возрастом не менее десяти лет. Ее вьющиеся пепельно-блондинистые волосы завязаны были в озорной хвост. Ей нравилось водить, она говорила, что слишком редко водит, с энтузиазмом выкрикивала страшные ругательства, когда та или иная машина нарушала ее план на ближайшие полторы секунды. В такой манере мы переехали Мост Трайборо, проскочили Аэропорт ЛаГвардиа, посмотрели, как плывет мимо Шей Стейдием, влетели на Лонг Айленд Экспрессуэй, и вскоре приблизились к региону, известному в просторечии как Золотой Берег. Места эти были мне памятны.

Когда посещаешь место, которое видел ребенком, все кажется меньше и роднее. Асимметричные контуры особняка Уолшей поразили меня, хотя у меня было раньше предчувствие, что именно здесь мы сегодня и окажемся. Знакомая башня, стойла, большое поле, мой любимый дуб у огромных окон столовой. У меня перехватило дыхание, голова поплыла. Батюшки — почти дом родной.

Она быстро провела меня внутрь. Она обменялась приветствиями с дворецким. Добрый старый Эммерих не узнал меня. Мы прошли в закуток перед библиотекой, откуда почему-то убраны были все стулья. Я рассчитывал на рандеву со старым роялем, с которого началась моя карьера. Вместо этого мы остановились в библиотеке.

В помещении было полно народу в таксидо и вечерних платьях. Их беспокойство говорило о том, что они здесь по делу. Везде стояли пюпитры. Музыкальные инструменты у восточной стены. Временный подиум напротив окна.

Санди сказала — Дамы и господа! Это — Юджин Вилье, автор Симфонии Вилье Номер Один, с который вы должны быть знакомы — у вас было время. Те из вас, кто даже не заглянул в партитуру, может идти домой прямо сейчас. Через несколько минут вы начнете репетировать. Благодарю за понимание.

Не думаю, что моя глупая ухмылка произвела на кого-то благоприятное впечатление. Речь Санди испугала их всех. Они разглядывали меня недовольно и недоверчиво.

Санди сказала — Извините нас, мы сейчас вернемся.

Она вытащила меня из библиотеки. Она захлопнула дверь и бросилась мне на шею.

Она прошептала мне в ухо — С днем рождения, Джин.

Я растерялся. Стою и двинуться не могу.

Я сказал — На той стене была картина какого-то мариниста. Как раз над камином.

Она говорит — Что?!

Но в этот момент я лишился дара речи.

Что с тобой? Джин!

Она стала целовать мне лицо.

Джин!