населением, но из-за любви к стабильности. Они были не против потерять часть дохода в пользу Англии — с условием, что никаких больших перемен в ближайшем будущем не будет. Многие из них лично знали Джорджа Вашингтона и к его военному умению относились скептически. Большинство рассчитывало, что Королевская Армия одержит скорую и легкую победу над Континентальной Армией.
К тому шло. В каждом сражении генерал проявлял некомпетентность. Континентальная Армия ходила босая. Британцы смеялись над повстанцами. Но вскоре начались перемены. Филадельфию заставили выделить фонды. Генерал быстро набрался опыта и неожиданно начал одерживать совершенно шедевральные победы. Он победил на Лонг Айленде. После того, как он неожиданно разгромил британцев у Делавера, те Уайтфилды, которые сражались на стороне Британии, уехали в Лондон. Остальные остались дома и стали приводить многочисленные запутанные дела в порядок.
Клан следовал старой британской традиции — посылая самых неумелых своих сыновей заниматься политикой, и уча других, более способных, охоте на лисиц, заумным формам латыни, известным только в англоговорящих странах, французскому, философии Аристотеля, и презрению к ирландцам. Крах Уайтфилдов был неминуем, когда, сразу после разгрома Наполеона при Ватерлоо, наступил первый мировой индустриальный пик. К счастью, состояние клана сохранилось, и даже увеличилось, благодаря усилиям двух мужчин, двух сыновей самого старшего члена клана и молодой, огненной ирландской горничной, которую он нанял в свое время для разных нужд. Старший сын уехал в Луизиану где с небольшим изначальным капиталом можно было быстро заработать состояние, особенно если у вкладчика не было никаких моральных ограничений; младший сын остался в Новой Англии и занялся постройкой железных дорог. Их ирландская мать, по мере роста состояния сыновей и клана, стала сперва влиятельным (и тайно ненавидимым) членом семьи, и, в последствии, фактическим лидером клана.
Заметим впроброс, что вернувшийся с Юга сын привез с собою мрачного, скептического черного слугу, которого он купил по случаю у французского путешественника. Слугу записали в местную пресвитерианскую церковь (он стал впоследствии ее верным прихожанином) под именем Валентайна Вилье. Автор дневника, так часто цитируемого в нашем повествовании, является прямым потомком Валентайна.
Некоторые из Уайтфилдов приняли участие в Гражданской Войне, и по крайней мере трое из них присутствовали у Геттисберга, где прочитана была речь лидера Союзной Армии. Сразу после этого один из них женился на немке, дочери музыкально одаренного недавнего иммигранта. Брак рассматривался всеми, как скандальный мезальянс.
Она не была типичная немка — нет, волосы имела темные, глаза зеленые, была приземистая и веснушчатая. И волевая. Все девять ее отпрысков получили музыкальное образование в добавление к обычному набору академических дисциплин. В последствии это стало семейной традицией, и ни один Уайтфилд, как бы ни был он нерасположен к музыкальным занятиям, не мог избежать уроков до тех пор, пока не выучивался играть хотя бы на одном инструменте. Традиция не имела практической цели до тех пор пока, сто лет спустя, Джозеф Дубль-Ве Уайтфилд, которого генетическое эхо наделило высокой степенью исполнительских талантов, не воспринял уроки фортепиано всерьез. Он открыл, что у него дар. Значительный.
Как хороший актер, умеющий великолепно исполнить роль, не имея глубоких представлений о драматургии, Уайтфилд играл Моцарта, Шуберта, Шуманна, Шопена, Бартока, Прокофьева и Малера с неизменной блистательностью, не имея при этом предпочтений и просто передавая то, что имел в виду композитор лучше, чем смог бы передать сам автор опуса. Ему так и объяснила это как-то его любовница, замужняя женщина и единственная из всех его знакомых, действительно разбирающаяся в музыке. Какое-то время он даже планировал плюнуть на семейные предубеждения и заняться исполнением профессионально, когда вдруг трагический случай разрушил его планы. После этого ему пришлось искать себе другое занятие.
Его карьера строителя дала ему возможность распоряжаться огромными средствами. Переняв более чем скромную компанию у своего отца, Уайтфилд, одалживая тут и там деньги, вводя в заблуждение по мере надобности нужных ему людей и пользуясь врожденной харизмой, превратил предприятие в настоящую строительную империю с национальным размахом. Он смело конкурировал с Тишманом и Трампом. Он строил много и быстро. Клан тайно гордился своим представителем. Все, за исключением бывшей любовницы, вскоре забыли о его увлечении музыкой во времена ранней молодости.
Возраст и все увеличивающиеся доходы повлияли на характер Уайтфилда. Коллеги считали его безжалостным, агрессивным собственником. В конце концов ему это надоело. По примеру магнатов прошлого он стал жертвовать значительные суммы в пользу благотворительных организаций, спонсировал театры и выставки, дружил с богемной элитой — ничего не помогало. Организованная благотворительность слишком безлична. Не имеет значения сколько раз твое имя написали на лозунгах и стенах в этой связи, сколько обществ выразили вслух благодарность, сколько висит мемориальных досок. Формальная милостыня всегда отдает фарисейством и никогда не производит эффект, нужный дающему. Вымученные лицемерные улыбки, пустые слова. Христианское отношение к милостыне не было чуждо Уайтфилду, но совершенно его не устраивало. Он ничего не имел против духовного развития и знал, что милостыня, которую видит только Бог, облагораживает человека. Заминка состояла в том, что Бог видит заодно и все остальное — ну, например, приносящие прибыль дома, принадлежащие Уайтфилду, в которых могут жить только миллионеры, и в то же время — старые фургоны и трейлеры в окрестностях городов, в которых ютятся люди, которым в этой жизни не на что рассчитывать. Сколько ни раздавай милостыню, все равно ведь у тебя останется больше денег, чем у живущих в фургонах.
Он решил, что найдет себе кого-нибудь, какого-нибудь талантливого парня без денег и перспектив, и сделает его своим протеже. Чтобы все знали и видели.
Ему казалось, что Юджин Вилье — то, что нужно. Но люди, на чью помощь в продвижении пианиста он рассчитывал, нарушили его планы. Уайтфилд разозлился и хотел уже было провести рекламную кампанию в одиночку, без помощи, как вдруг заметил, что потенциальный его питомец в короткий срок успел вытеснить его, Уайтфилда, с нескольких позиций, которые до этого Уайтфилд считал принадлежащими только и исключительно ему — и за которые до этого совершенно не боялся.
Джозеф Дубль-Ве Уайтфилд, солидный джентльмен, взгляды на поведение людей имел жесткие и не собирался играть в толерантность. Полноправный член клана, он предпочитал стабильность. У Кассандры Уолш и раньше были любовники, и Уайтфилд не возражал. В этот раз все было по-другому. В этот раз эта стерва не просто развлекалась, не всего лишь ублажала себя любимую.
К расовым различиям, кстати говоря, это не имело отношения — к цвету кожи Уайтфилд, один из очень немногих в стране, был совершенно равнодушен.
И к возрасту это тоже не имело отношения. Джозеф Дубль-Ве Уайтфилд был здоров, напорист, энергичен, молод телом, и ни на минуту не допускал, что кто-то, все равно кто, может с ним соперничать просто потому, что он моложе.
Даже к классовым различиям это не имело отношения. У Уайтфилда были знакомые во всех слоях общества, он общался с сотнями людей вне своего окружения, и находил, что многие из них гораздо более интересны, чем любые представители его класса.
Это была просто ревность.
Уайтфилд не ревновал к покойному мужу Кассандры. Он не ревновал к легкомысленному адвокату, специалисту по недвижимости, с которым Кассандра подружилась на какое-то время. Он не ревновал к французу, с которым она какое-то время сожительствовала, и который оставил ее ради более молодой женщины. Он не ревновал к нескольким подряд ее любовникам из круга ее покойного мужа. Он лишь слегка ревновал ее к немецкому оперному певцу, которого она, вроде бы, обожала.
Теперь же ревность терзала его, рвала на части.
Он многое понимал. Он знал, например, что если бы Юджин Вилье бросил Кассандру, или она бросила бы его, это ровным счетом ничего бы не изменило. Трагическая десятилетняя любовь вдруг исчезла, растворилась при появлении наглого пианиста без цента в кармане. Не мужик — тряпка, не умеет работать под давлением, расклеивается — а вот поди ж ты!
Что-то нужно было делать. Чем скорее, тем лучше.
Он осмотрел диск, выпавший из сумки Мелиссы… Ну, хорошо, Мелисса пошла в ванную, а Уайтфилд тем временем покопался у нее в сумке… нечаянно… Что-то она нервничала последнее время. И еще — она спросила, нельзя ли ей в этом месяце потратить больше денег, чем она обычно тратит. Моя неуемная
