— Гвендолин Форрестер.
— Да. Я ее помню. А что?
— Помнишь, как я тебе о ней рассказывал все время? Обо всем, что она читает, ест, любит, с какими людьми встречается.
— Да, ты за ней все время следил.
— Как ты думаешь, я бы мог быть с нею счастливым?
— Роберт, — сказал Лерой спокойно. — Послушай. Для кризиса среднего возраста ты еще слишком молод. Поменьше думай о прошлом. Не говорил ли я тебе давеча, что мысли мои заняты другим? К делу, Роберт.
— Я иногда думаю — вышла ли она замуж, или не вышла, или вышла, а потом развелась, — сказал Роберт.
Позади них проявилось какое-то движение. Кто-то там был. Двадцать футов, подумал Лерой. Кто-то смотрел и слушал. И, может быть, записывал. Слышно ничего не было — просто включилось у Лероя шестое чувство. Обычного хама со склонностью к подслушиванию почувствовал бы и Роберт. Но детективы, преследователи и папарацци умеют сдерживать свои силовые поля и делать свое присутствие незаметным.
— Подожди-ка, — сказал Лерой. — Не двигайся. Я сейчас.
Он выпрямился, прыгнул через спинку скамьи, и перебежал аллею, исчезая в густой тени деревьев, липнущих к базальтовому склону. Движения в тени усилились, стали более суетными.
— Дай сюда, — сказал Лерой.
— Что дать?
— Микрофон и камеру, и всю остальную аппаратуру. Давай, давай.
— А ну иди отсюда! — поспешно, тихо и сердито сказал Роджер Вудз, который всегда знал, откуда дует ветер сенсации. — Ай!
— Я мог бы тебя задушить, — сказал Лерой, держа его за воротник.
— Пусти!
— Тише, тише, — Лерой усилил хватку. Воротник врезался Роджеру в шею. — Не так громко, мальчик мой.
— Ладно, хорошо, — прохрипел Роджер. — На, вот.
Лерой взял камеру и микрофон.
— Лента?
— Цифровик.
— Диск?
— Что за проблемы, мужик?
— Предубеждение, — объяснил Лерой. — Терпеть не могу, когда подслушивают. Те, кто подслушивают — они хуже, чем негры и евреи. Дай сюда диск, сволочь.
Роджер медлил. «Нападение на Журналиста в Риверсайд Парке».
— На, — сказал он наконец.
— Будь добр, уберись из парка. У меня тут частный разговор. Понял? Частный. Да и кто, по-твоему, купит твои записи? Желтая пресса никогда не слышала о губернаторе Вермонта, ежедневные газеты не обратят внимания по обычной причине, а еженедельникам все равно. Кому ты собирался все это продать? Кто купит?
— Никто.
— Он бы тебе не заплатил.
— Оставь меня в покое, мужик, — сказал Роджер несчастным голосом. — Свобода прессы. Не всех нас можно купить, не всех достать своими глупостями о «частных разговорах».
— Да ну тебя. Заткнись, — сказал Лерой. — Свобода прессы, надо же. Я тебе покажу свободу.
— Отдай мне, что взял.
— Нет.
— Почему?
— Я решил, что мне оно нужнее.
— Не имеешь права!
— Имею. Я больше и сильнее тебя.
— Я вызову копов.
— А я по-твоему кто, примадонна нью-джерзийского балета? — сказал Лерой, показывая бляху. — Скажи, зачем ты нас записывал?
— Просто так.
— По привычке папарацци, — предположил Лерой.
— Я репортер, — возмущенно сказал Роджер.
— Настоящий репортер, или желающий быть таковым?
— Штатная единица.
— Странный мир у нас какой, — сказал Лерой, ломая диск пополам. Затем он разбил камеру о дерево и разломал на несколько частей звукозаписывающую приставку. — Вот, — сказал он. — Можешь идти.
— Ты действительно коп? — спросил Роджер.
— Да. А тебе-то что?
— Что ж… Если тебе интересно — этот парень скоро предложит тебе кое-что.
— Какой парень?
— На скамейке.
— Так. И что же?
— Думаю, что одна из его грязных тайн скоро откроется. Он хочет тебя нанять, чтобы ты не дал ей открыться.
Лерой подумал.
— Логично, — сказал он. — И все-таки — тебе-то что до этого?
— Не соглашайся.
— Поступлю так, как считаю нужным, — равнодушно ответил Лерой. — Все, иди отсюда.
— Ладно.
Возвратившись к скамейке, Лерой снова закурил и некоторое время молчал.
— Кто это был? — спросил Роберт, который за это время не сдвинулся с места.
Лерой молчал.
— Ну?
— Ты собирался просить о какой-то услуге, — напомнил Лерой.
— Я? Да. Хорошо. Почему я вспомнил о Гвендолин…
— Хватит о Гвендолин.
— …у нее была страсть к записывающим устройствам. Весь кампус начинен был ее аппаратурой.
— К делу, — сказал Лерой. — Во имя человеколюбия, Роберт, давай поговорим о деле.
— Ты ее совсем не помнишь?
— Помню смутно, — сказал Лерой.
— Время сейчас почти предвыборное, и демократические предварительные выборы кандидата…
Лерой внимательно на него посмотрел.
— Ты хочешь сказать, что собираешься баллотироваться в президенты? — удивленно спросил он.
— Я еще не решил.
Вот было бы здорово, подумал Лерой. Это бы избавило меня от всех моих проблем. Несколько подряд срочных реорганизаций наверху, и досье исчезает в бюрократическом болоте.
Он оценивающе посмотрел на своего троюродного брата. Нет. Никаких шансов. Этот парень в Белый Дом не попадет. Не тот материал. Но нельзя ему об этом сказать открыто, а то обидится.
— Хорошо, — сказал он. — В чем проблема?
— Два года назад у меня был… хмм… роман.
— У меня тоже, ну и что?
